Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

Аваев регулярно приезжал в лагерь, обходил бараки, беседовал с людьми. В один из своих приездов он предупредил Б.Н. Фридмана, что на следующий день в лагерь прибудет новый контингент – бывшие иностранные бойцы интернациональных бригад, сражавшихся в Испании на стороне республиканцев. Наши соотечественники, как мы знаем из предыдущей главы, к этому времени уже были отправлены на родину. «Изгнание немцев из Африки не изменило положения, – утверждает автор воспоминаний, – союзное командование еще долго продолжало держать “интернационалистов” в лагерях Сахары, несмотря на их настойчивые просьбы дать возможность сражаться против немцев в составе союзных войск. В конце концов их вывезли из пустыни, но оружия не дали, а использовали для обслуживания военных складов в тылу действующей армии. Это имело политическую подоплеку: бойцы интернациональных бригад были убежденными коммунистами, союзное командование относилось к ним с недоверием, даже с неприязнью, и не хотело видеть их в составе своих боевых частей. Желая оказать моральную поддержку своим единомышленникам, советское правительство заявило, что разрешает интербригадовцам въезд в Советский Союз и договорилось с правительствами Англии и США об отправке желающих».

В группе интербригадовцев в составе около 40 человек, прибывших в лагерь, были немцы, венгры, поляки, чехи, прибалты и даже один француз. Немцев было больше всего, человек пятнадцать. Большинство имели офицерское звание. «Это были, конечно, незаурядные люди, – вспоминает Б.Н. Фридман. – У меня сложились с ними вполне нормальные отношения, они неукоснительно соблюдали распорядок жизни лагеря. Почти все в той или иной степени говорили по-русски. Я подружился с одним из них. Это был врач, еврей из Риги, он владел немецким и французским и по моей просьбе перевел на русский мою боевую характеристику.

7-го ноября был устроен праздничный ужин. Сергей расстарался, и все было очень вкусно. Интербригадовцы выставили много вина. Приехал Аваев, поздравил с праздником и сообщил, что получено известие о взятии Киева советскими войсками. Раздались бурные аплодисменты.

Вскоре число проживающих в лагере приблизилось к сотне. “Готовьтесь к отъезду”, – предупредил меня Аваев и предложил разбить весь состав на взводы и образовать роту. “Командиром роты будете вы, – добавил он. – Я представлю вас как старшего лейтенанта”. “Но ведь я только сержант”, – заметил я. “Сделать так необходимо, почти все интербригадовцы имеют офицерские звания, неудобно, чтобы ими командовал сержант”, – возразил он.

Были образованы два взвода интербригадовцев и три взвода из советских военнослужащих. Я назначил командиров взводов (одним из них стал Василий, который тоже был сержантом). Надо отметить, что среди советских военнослужащих не было ни одного офицера».

Следующий эпизод, описанный Б.Н. Фридманом, обращает на себя особое внимание. «Аваев сказал мне также, – пишет автор, – что поскольку дипкурьеров в посольстве нет, мне будет доверена доставка в Тегеран дипломатической почты. “Для этой цели нужен еще один человек”, – добавил он. И по моей рекомендации такой человек был выделен. Назову его Андреем.

Наступил день отъезда. Накануне нас с Андреем отвезли в город, и Аваев в своем номере прибинтовал нам к груди по пакету с бумагами. “Только через ваш труп”, – с улыбкой напутствовал он нас».

Как известно, еще 16 августа 1941 года ставка Верховного главнокомандования издала за подписью И.В. Сталина приказ № 270, в котором советские военнопленные объявлялись предателями и по возвращении домой должны были идти под трибунал. Однако, как свидетельствует поведение И.И. Аваева, высокопоставленного дипломата, люди интеллигентные, вне зависимости от своих постов, понимали и причину издания этого приказа, и то, что бывшие военнопленные, несомненно, знающие о приказе № 270 и тем не менее добровольно возвращающиеся на родину, не могут быть предателями. Об этом говорит и ряд других эпизодов из воспоминаний Б.Н. Фридмана.

«В непосредственной близости от нашего лагеря находился еще блок бараков, не отделенный от нас оградой, – продолжает автор. – Там проживали поляки – одно из подразделений армии генерала Андерса, которое с согласия советского правительства перебрасывается из Советского Союза (без оружия) в распоряжение польского эмигрантского правительства. Аваев сказал мне: “Они, очевидно, будут наблюдать за нашим построением. Поэтому особенно важно, чтобы все прошло хорошо”. Утром я собрал командиров взводов, обрисовал обстановку и предложил обеспечить порядок при построении и дальнейшем следовании».

Упоминания поляков из армии Андерса мы встретим в воспоминаниях Б.Н. Фридмана еще не раз. Лейтмотив всегда один и тот же: враждебность поляков к советским людям. Об армии Андерса я подробно расскажу в следующей главе, а сейчас лишь отмечу, что она состояла из военнослужащих, интернированных советскими войсками во время воссоединения с СССР Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 году. Удовольствия от этого поляки, конечно, не получили.

«И вот рота построена, – пишет далее Б.Н. Фридман. – Поляки действительно высыпали из своих бараков и смотрели на нас во все глаза. Аваев обратился к строю: “Представляю командира роты – старший лейтенант Борис Фридман”. Я вышел вперед и скомандовал: “Рота, слушай мою команду!” Все прошло неплохо, Аваев остался доволен. А я вошел в образ твердого командира и оставался им вплоть до прибытия в Советский Союз. Строем мы дошли до шоссе, там нас ждали машины, все расселись – и в путь-дорогу!»

Прощай, Алжир! Здравствуй, Египет!

Репатриантов довезли на машинах до центрального вокзала Алжира и посадили в товарные вагоны с нарами. Через 10–12 часов они прибыли в портовый город Филипвиль. И.И. Аваев сопровождал отъезжающих. По пути была длительная остановка в городе Константине, где произошел примечательный инцидент. «Когда Аваев выяснил, что мы двинемся дальше не раньше, чем через четыре часа, – пишет автор, – многие из нас, в том числе и я, решили пойти посмотреть город. Аваев сказал, что лучше не ходить в одиночку – рядом с нашими вагонами стоял эшелон с подразделением армии Андерса, ожидая отправки в Алжир. Антисоветские настроения поляков были известны. Один из наших парней задержался, и когда он нас догонял, поляки перехватили его и довольно сильно поколотили. Это вызвало возмущение, как советских ребят, так и интербригадовцев, и нам с Аваевым стоило больших усилий предотвратить потасовку».

В Филипвиле группа поднялась на борт английского транспортного судна. «Нас разместили в просторном, благоустроенном трюме, – вспоминает далее Б.Н. Фридман, – каждый получил гамак, который днем складывался и хранился в шкафу, а ночью подвешивался к специальным стоякам. Аваев простился с нами, пожелав счастливого пути.

Рано утром судно медленно отошло от причала и двинулось в путь. Мы шли в составе большого английского каравана из десяти-пятнадцати крупных торговых судов, охраняемых военными кораблями. Направлялся караван в Тихий океан на дальневосточный театр военных действий, вез оружие, боеприпасы, продовольствие и людские резервы. Половину трюма занимали