Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

была военная комендатура города – не знаю. Меня поместили в комнату, где находились несколько французских солдат. Поляков я больше не видел. Каждый день я справлялся у дежурного офицера, когда меня передадут в советское посольство, но ответа не получал. В одной из соседних комнат я обнаружил русского. Мы познакомились. Его звали Василий – высокий крепкий парень лет тридцати, ленинградец, по профессии шофер, тоже бежавший из немецкого плена и тоже побывавший на Корсике. Он сказал, что находится здесь уже две недели, живется тут неплохо, и нет смысла так уж спешить с переходом в наше посольство.

Дни шли, и я уже стал тревожиться – не есть ли это форма давления на меня, чтобы вынудить согласиться на вступление в иностранный легион. Добился приема у местного начальника (это было нелегко) и потребовал, чтобы меня незамедлительно передали в посольство СССР. На другой день меня посадили в машину, рядом сидел Василий, впереди – французский офицер. Мы подъехали к роскошного вида отелю, поднялись на второй этаж. Возле одного из номеров офицер предложил нам подождать и, постучавшись, вошел. Я был в некотором волнении: предстояла первая встреча с представителем советской власти, как нас примут? Минут через пятнадцать дверь отворилась, и человек в штатском на русском языке пригласил нас войти, предложил сесть и принялся расспрашивать. Тут же сидел сопровождавший нас француз, больше в комнате никого не было. Мы с Василием ответили на вопросы: фамилия, имя, место жительства в Советском Союзе, когда попали в плен и некоторые другие. “Да, это наши люди”, – по-французски сказал офицеру спрашивавший нас человек и расписался в ведомости, которую тот ему протянул. Офицер попрощался с ним и, не удостоив нас даже кивка, вышел.

– Ну, теперь здравствуйте, – обратился к нам хозяин номера и пожал каждому руку. – Я первый советник посольства СССР, Аваев Иван Иванович, будем знакомы.

Это был высокий, статный, элегантно одетый человек лет сорока пяти».

Алжир в ту пору считался заморским департаментом Франции, а фактически был ее колонией. Там находилось временное правительство Свободной Франции во главе с генералом де Голлем, при котором и было аккредитовано посольство СССР. По свидетельству Б.И. Фридмана, советские дипломаты и жили, и работали в гостинице. Штат посольства состоял всего из четырех человек. Посол, Александр Ефремович Богомолов (1900–1969), был опытным дипломатом. В самом начале войны он возглавлял полномочное представительство СССР во Франции, а когда французские войска капитулировали, Богомолова перевели в Лондон, послом при находившихся там в эмиграции правительствах захваченных Германией стран. В 1943 году, вслед за правительством де Голля, он переехал в Алжир и работал послом СССР во Франции и после изгнания оттуда оккупантов, вплоть до 1950 года. Кроме Богомолова и Аваева, в штат посольства входили военный атташе и шофер. Фридман встречался только с Аваевым.

«Советским правительством Аваев был уполномочен собирать советских военнопленных, освободившихся из немецкого плена, и направлять их на родину. Основой служило соглашение между советским и английским правительством. Последнее обязалось обеспечивать этот контингент продовольствием, одеждой и транспортировать до города Басра (Иран), где их передавали советскому командованию».

Здесь автор допустил неточность: Басра находится в Ираке, а не в Иране.

«В осуществление этого соглашения, – пишет далее Б.Н. Фридман, – в 25-ти километрах от города Алжира был создан транзитный лагерь, где люди жили, ожидая отправки на родину. Транспорт предоставлялся в случае, если в отъезжающей партии было не менее восьмидесяти человек.

Но вернусь к моей встрече с Аваевым. После ухода французского офицера наш разговор продолжился. Сразу хочу сказать, что Иван Иванович Аваев остался в моей памяти человеком высоких душевных качеств. Он проявил ко всем нам предельную доброжелательность и трогательное внимание. После возвращения в Москву в 1946 году у меня была мысль найти его, чтобы выразить ему свою признательность и глубокое уважение. Но, подумав, я с горечью отказался от этого намерения: на мне в то время было клеймо подозрительного человека, и это могло ему повредить. В первом же разговоре выяснилось, что оба мы москвичи, живем в одном районе – Замоскворечье, оба принадлежим к одному социальному слою – интеллигенции. Он сразу отнесся ко мне с доверием».

Аваев отвез Фридмана и Василия на машине в транзитный лагерь. По дороге он сказал Фридману, что назначает его старшим по лагерю.

Транзитный лагерь

«Лагерь состоял из нескольких деревянных бараков, в каждом было по несколько больших комнат. Кровати с постельными принадлежностями, шкафы для одежды и обуви, радиоприемник в каждой комнате. В отдельном домике кухня, оборудованная всем необходимым, и продовольственный склад. Здесь же комната, в которой поселился я, и где уже жили повар и его помощник – оба советские военнослужащие, ожидавшие отправки домой. Далее склад одежды и обуви: каждого прибывающего в лагерь одевали в форму английского солдата. Надел такую форму и я. Одна партия военнослужащих уже была отправлена в Советский Союз. Я попал во вторую».

Здесь автор не точен. Как мы знаем из справки, присланной из архива ФСБ, из Алжира на родину к этому времени были отправлены уже две партии бывших советских военнопленных. Первая – в конце июня или начале июля, из 59 человек. Могла бы состоять из 60, но 13 июня умер И. Остапченко. Вторая партия репатриантов в составе 205 человек покинула лагерь 14 июля. Так что Фридман попал в третью партию, а не во вторую.

«Итак, я стал “начальником”, – продолжает Б.Н. Фридман. – Следил за соблюдением порядка, вел учет проживающих в лагере, принимал вновь прибывших, мои указания были обязательными и, надо сказать, выполнялись. Прием продуктов и учет их расходования, выдачу английской формы новеньким вел повар – он стал моим помощником. Это был парень лет двадцати пяти, очень неглупый, дисциплинированный и, кстати говоря, знаток своего дела. Назову его Сергеем. Не могу не отметить, что в продовольственный паек английского солдата (фронтовика!) обязательно входили чай с молоком (консервы) и туалетная бумага.

Каждый мог свободно выйти из лагеря и отправиться куда-либо по своему усмотрению. Я не раз ездил в Алжир. Для этого надо было выйти на шоссе, которое пролегало метрах в четырехстах от лагеря, и проголосовать. По шоссе сновали военные машины, и не было случая, чтобы если не первая, то вторая не остановились. На американских машинах за рулем, как правило, были негры. Они гнали всегда на бешеной скорости, не снижая ее при обгоне попутных машин, и когда я ехал с ними, сердце замирало – катастрофа казалась неизбежной. Тем же способом я добирался и обратно».

И.И.