Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

Встречи в Александрии

В воспоминаниях Б.Н. Фридмана о пребывании в Египте особое внимание привлекают два эпизода. Вот первый из них.

«Дня через два после приезда в этот лагерь меня нашел человек в штатском, представился сотрудником советского консульства и предъявил служебное удостоверение. Он сказал, что его обязанностью будет следить, чтобы у нас не было здесь никаких трудностей и больших задержек с дальнейшим транспортом. Ему было лет двадцать пять, держался он просто, дружелюбно, и мы с ним даже сдружились, хотя я вскоре понял, что имею дело с сотрудником госбезопасности. Жил он в гостинице в центре Александрии».

Советское посольство в Египте только-только появилось, так что не мудрено, что сотрудник консульства жил в «северной столице» в гостинице.

«Гебист каждое утро приезжал в лагерь, я докладывал ему, как обстоят дела, и он вскоре уезжал. Когда я с ним подружился, мы часто отправлялись в город вместе. Как-то я зашел к нему в гостиницу, он позвонил в Алжир Аваеву, и мне было очень приятно поговорить с Иваном Ивановичем, который интересовался, как мы доехали, как себя чувствуем. В другой раз мы вместе с гебистом пошли в кино, смотрели голливудский мюзикл, произведший на меня большое впечатление. Неудивительно, ведь ничего подобного в Советском Союзе я видеть не мог».

А вот второй эпизод.

«В один из дней ко мне подошел человек лет пятидесяти в офицерской форме и на хорошем русском языке сказал, что рад встрече с русским офицером, что в Александрии живет довольно большая колония евреев, эмигрировавших из Советского Союза, что сам он и его семья принадлежат к этой колонии. “Мы будем очень рады, если вы найдете время побывать у нас”, – закончил он. Мы договорились о дне и часе встречи, он дал свой адрес. Во мне заговорило советское воспитание, и я, подумав, предложил гебисту поехать вместе со мной. Тот охотно согласился».

Внесу маленькое уточнение. Евреи начали выезжать из России в Египет еще в конце XIX века и образовали там небольшую, но вполне благополучную общину, пополнявшуюся вплоть до 1915 года. Впрочем, и среди четырех с половиной тысяч русских беженцев, прибывших в Египет весной 1920 года, могли быть евреи. В 1943 году численность русско-еврейской общины в Египте оценивалась в 800 человек, причем большинство из них проживало в Александрии.

«Нас приняли с восторгом, – пишет далее автор. – Пришло много людей, желавших встретиться с русским офицером. Для собравшихся русские были героями, и мы в полной мере ощутили это на себе. Почти все хорошо говорили по-русски. Стол ломился от снеди и бутылок с вином. Время прошло в оживленных разговорах, песнях и танцах. В один из моментов хозяин подошел ко мне и тихо сказал, что в соседней квартире живут поляки, представители польского эмигрантского правительства, и что они, узнав о присутствии русских, приглашают нас заглянуть и к ним. Гебист замялся и сказал, что ему идти нельзя. “А ты иди”, – добавил он, но я воздержался. Хозяин понял нас».

Приведенные эпизоды подтверждают, на мой взгляд, высказанную ранее мысль о том, что люди думающие, в данном случае – безымянный гебист, вовсе не относились к бывшим военнопленным как к предателям. Не было у них, в отличие от официальной позиции, и враждебного отношения к эмигрантам.

Фридман подружился с этой русско-еврейской семьей. Хозяйка помогла ему купить сначала туфли для жены, а потом и хорошие швейцарские часы для себя. Перед его отъездом она попросила взять с собой золотые часы и несколько золотых изделий, чтобы передать их родным в СССР, заверив Фридмана, что они сами приедут за посылкой. Пришлось ему объяснить своим новым знакомым, что на родине у него могут быть осложнения.

Любопытно описание Б.Н. Фридманом Александрии того времени. «Я часто бывал в Александрии, – отмечает он. – Этот город, как и Алжир, разделен на европейскую и арабскую части. Европейские кварталы были даже шикарнее, чем в Алжире. Красивейшие здания, роскошные магазины, заполненные товарами, бесчисленные рестораны и кафе, хорошо одетая публика. Вечером улицы и проспекты были залиты светом, причудливая световая реклама придавала им особую прелесть. Эта разница объяснима: Алжир был прифронтовым городом и жил в затемнении, Александрия, город нейтральной страны, не знала трудностей военного времени, не испытывала никаких ограничений. Арабские кварталы представляли из себя настоящие трущобы, вход сюда военнослужащим был строго запрещен: во-первых, улицы были заполнены проститутками, публичными домами с зазывалами, и командование опасалось заражения солдат венерическими заболеваниями; во-вторых, в закоулках трущоб нередко нападали на европейцев, в том числе и в военной форме, с целью ограбления. По улицам и закоулкам арабской части патрулировала английская военная полиция, и задержанным ими военнослужащим грозило взыскание.

В своих блужданиях по городу я заходил и в арабскую часть, где меня однажды задержала полиция. Мне удалось объяснить, что я русский солдат, они были удивлены, но отнеслись ко мне дружески и отпустили, посоветовав тотчас же покинуть трущобы».

Как видим, несмотря на то, что Египет был формально независимым государством, «северная столица» страны все еще носила сугубо колониальный характер. Но в одном Фридман не прав. Александрия не то что вообще «не знала трудностей военного времени», они были, и немалые, о чем я и рассказал в предыдущих главах. Просто к тому времени, когда он оказался в этом городе, война на территории Египта осталась в прошлом.

«Близился день отъезда, – продолжает Б.Н. Фридман. – В нашу группу добавились два русских офицера (лейтенанты), которые прибыли в лагерь еще до нас, и трое потомков русских эмигрантов – юноша и две девушки, выразившие желание воевать с фашистами в рядах Советской армии. Я всех их занес в свои списки».

Возможно, юношей был Николай Демьянович Нечипуренко, 1912 года рождения. По крайней мере он прибыл в Рязанский спецлагерь в один день с Фридманом – 8 февраля 1944 года. Нечипуренко – единственный в списке находившихся в лагере «африканцев», против фамилии которого указано: «Эмигрант, вернулся в СССР».

Курс – на Тегеран

В Александрии репатриантов посадили в пассажирский поезд. Гебист тоже ехал с ними, но в другом вагоне. «Каир, Исмаилия, ночью переезжаем по мосту Суэцкий канал, около двухсот километров по Палестине вдоль берега Средиземного моря, Хайфа».

Здесь память изменила Б.Н. Фридману. Расстояние от Суэцкого канала до Хайфы значительно больше, чем двести километров, причем путь лежит преимущественно по египетскому Северному Синаю, а не Палестине. Замечу, что мост