Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Как мы уже увидели на примере семейных усобиц Ивана III в преддверии стояния на Угре, в процессе построения такой системы было сломано немало копий. Многие отчаянно цеплялись за удельную старину, не желая лишаться своей частичной автономии.

Ирония заключается в том, что Иван III, хотя и боролся всю жизнь с уделами, сам отчасти возродил их в своей духовной грамоте. После смерти отца Василий III получил в свой великокняжеский домен Москву и еще 66 городов: Владимир, Суздаль, Коломну, Ярославль, Воротынск, Боровск, Дорогобуж и прочие. Но наследниками стали и другие четверо сыновей Ивана Васильевича. Например, Дмитрий получил в удел Углич, Зубцов, половину Ржева и Мезецк (Мещовск). Племянник почившего правителя, Федор Борисович, владел Волоцким княжеством. Удельными оставались также отнятые у Литвы северские и мезецкие земли. Выжигать эти бородавки на теле своего единовластия Василий Иванович будет упорно и радикально – в частности, он запретит своим братьям жениться и заводить детей до того момента, пока сам не обзаведется наследником.

Тяжелое «детство» сына боярского

Великое княжество Московское опровергает мысль, что война – не детское дело. Только речь не о возрасте ратников, а об их социальной принадлежности. Именно дети боярские составляли ядро вооруженных сил Ивана III и Василия III, ту самую поместную конницу. Они же в основном и воевали в Казани.

Впрочем, за сабли с луками и впрямь брались в том возрасте, в каком сегодняшние отроки воюют разве что в компьютерных играх. С 15 лет сын боярский уже считался новиком, «верстался» на службу и наделялся поместьем. Уйти на отдых можно было либо в лучший из миров, либо по глубокой старости, либо в случае тяжелого увечья.

По мнению Р.Г. Скрынникова и ряда других исследователей, изначально страта детей боярских сложилась из младших сыновей разраставшихся знатных фамилий. Из-за постоянного дробления владений такие несчастливцы либо оставались вовсе безземельными, либо довольствовались совсем малым наделом. В историографии они зачастую составляют комплементарную пару с дворянами. Однако, как считал А.А. Зимин, последним термином представителей феодально-помещичьего ополчения стали массово называть только с 1560-х годов, а до того он имел несколько другое значение. Впервые же слово «дворянин» начинает мелькать в источниках с XII века, обозначая человека княжьего двора.

Дети боярские и служилые татары – в частности, вассального Касимовского ханства – владели своими поместьями, пока несли военную или государственную службу. В противном случае они с легкой руки государя лишались земли. На доходы от наделов служилые люди кормились и участвовали в войнах «конно, людно и оружно», то есть с использованием собственных доспехов, оружия и коня, а лучше двух, а также выставляя со своей земли снаряженных боевых послужильцев.

Позже, в 1556 году, будет принято знаменитое Уложение о службе, которое регламентирует весь этот процесс. Закрепится обязанность помещика выставлять одного снаряженного послужильца с каждых 100 четвертей (около 55 гектаров) угожей (возделываемой) земли. Есть мнение, что Уложение лишь зафиксировало в письменном виде уже давно действовавший уклад.

Оговоримся, что схема эта соблюдалась неукоснительно разве только в параллельной вселенной. Не стоит сравнивать возможности московского служилого человека, скажем, со среднестатистическим немецким или итальянским рыцарем – Русская земля была совсем не та, да и людей здесь проживало намного меньше. Некоторые поместья не дотягивали по площади и до 50 четвертей угожей земли и при формальном подходе могли выставить полчеловека. В течение всего XVI века поместное войско становилось все многочисленнее и, соответственно, в массе своей беднее.

Тем, кому особо не посчастливилось с качеством или размерами земельного надела, уже при Василии III, а возможно и раньше, даже выделялось жалованье из государевой казны. Сигизмунд Герберштейн пишет:

«Каждые два или три года государь производит набор по областям и переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у кого лошадей и служителей. Он (Василий III) определяет каждому жалованье. Те же, кто может по достаткам своего имущества, служат без жалованья»[75].

Каким-то служилым людям везло больше, и им доставались обширные и плодородные владения. Находились даже особо оборотистые дети боярские, умудрявшиеся снарядить в поход сверх нормы и по пять воинов. Но на таких смотрели как сейчас на миллионеров – с завистью и подозрением.

Так или иначе, численность служилого военного сословия росла. Подчиняясь единой власти и централизованному командованию, хотя бы в идеале пребывая в постоянной боевой готовности, оно становилось грозной силой на поле брани.

Помимо военной подготовки и организационных особенностей поместной конницы, этому способствовали менталитет служилых ратников, их отношение к государственной власти. В отличие от знатных бояр и князей, владевших землей на безусловных началах, дети боярские думали прежде всего не о своей родовой чести, а о службе государю. То же самое отличало их и от западноевропейского дворянства того времени. Отсюда и полное отсутствие в Русском государстве такого явления, как дуэли. Умирать сыну боярскому надлежало лишь за государя в бою. Рисковать же головой в споре за красну девицу или просто меряясь с кем-то удалью считалось преступлением. Именно это качество в своеобразной искаженной манере отразил тот же Сигизмунд Герберштейн:

«…или народ по своей загрубленности требует себе в государи тирана, или от тирана государя сам народ становится таким бесчувственным и жестоким»[76].

Разумеется, под «народом» он подразумевает служилое сословие, прежде всего детей боярских и дворян.

Что касается знатных бояр и бывших удельных князей, то они точно так же со времен Ивана III несли обязательную военную службу, а их дворы были подчинены центральной власти. Именно высшая знать занимала важнейшие посты в аппарате военного управления и назначалась ключевыми воеводами на полях сражений. Нередко это играло злую шутку, так как распределение должностей осуществлялось по пресловутому принципу местничества, о котором поговорим чуть позже.

Конница, «подобная рою пчел»

Еще не так давно вопрос численности воинских контингентов в рассматриваемый период отдавался на волю фантазии исследователя. Источники скупы на подобную информацию – с тем же успехом можно подсчитывать количество орков под рукой у зловещего Саурона. Только со времен Ивана Грозного разрядные книги и другие сохранившиеся документы приводят более-менее подробные росписи полков по тем или иным военным кампаниям. Разумеется, настоящей жемчужиной в этом плане является Разрядная книга Полоцкого похода 1562–1563 годов, изобилующая цифрами и данными.

По более ранним временам исследователям приходится довольствоваться обрывочными сведениями из летописей, которые не дают полной картины, и другими нарративными источниками. Зачастую они соблазняют «точными» цифрами, которые и сегодня то и дело ошибочно выдаются за чистую монету. Хотя на