Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

Реликвия хранилась в правом приделе коллегиальной церкви[213]. Каждое пасхальное воскресенье на ближайшем лугу под названием Кло-Паскаль или Пре-дю-Сеньор, у берегов реки Ду, по указанию Гумберта и его жены ее вынимали из реликвария, чтобы паломники могли ей поклониться[214]. Некоторые приходили сюда из весьма отдаленных мест… Словом, практика, бытовавшая в Лире, была возобновлена, к отчаянию каноников, со временем осознавших, что их обманули.

После подвигов Орлеанской девы, коронации Карла VII в Реймсе 17 июля 1429 года и его сближения с Филиппом Добрым политическое положение Франции стало восстанавливаться. В апреле 1436 года королевские войска под началом коннетабля Ришмона и отряды бургиньонцев, возглавляемые де Вилье де Лиль-Адамом, взяли Париж. После Прагерии, последнего восстания аристократов в 1440 году, спокойствие постепенно вернулось в королевство, рутье и Живодеры были изгнаны в Эльзас твердой рукой дофина Людовика (будущего Людовика XI).

Однако о возвращении Плащаницы по-прежнему не было и речи. Гумберт де Виллерсексель умер в июне 1437 года в возрасте шестидесяти двух лет. Его вдова Маргарита не желала выпускать из рук священное полотно. В 1443 году настоятель Пьер Соважо, Эврар де Шан и Николь де ла Ротьер, священники и каноники коллегиальной церкви Лире при поддержке всей общины направили ей требование предстать перед «судом славного парламента Доля». Она отказалась, ответив, что не чувствует себя связанной обещанием, данным ее супругом, по крайней мере, в отношении Плащаницы, которая была «завоевана» покойным мессиром Жоффруа де Шарни, ее дедом.

Завоевана? Это слово некоторые исследователи, незнакомые со средневековой терминологией, понимали неверно, представляя себе приобретение в результате военной экспедиции. Однако в действительности в языке той эпохи это был синоним слова «приобретена», что вполне соответствовало дару Филиппа VI, наградившего своего рыцаря за доблесть. «Маргарита, как говорит о. Андре-Мари Дюбарль, хотела лишь сказать, что Плащаница была личной собственностью ее деда, не уточняя способа ее приобретения». И в общем-то она была права, поскольку Жоффруа де Шарни, судя по всему, не подписывал акта о передаче права собственности. Он просто предоставил Плащаницу в распоряжение коллегиальной церкви. И тем не менее каноники были убеждены в обратном, отсюда и продолжение тяжбы.

Упрямая и напористая вдова сира де Виллерсекселя утверждала, что в регионе еще не утихли беспорядки. «В Лире, – говорила она им, – еще неспокойно после войн и невзгод, что охватили Францию, и даже замок там был недостаточно крепок и безопасен, чтобы сохранить упомянутые реликвии и святую Плащаницу».

Наконец, из стремления решить дело миром и, прежде всего, избежать судебных издержек, 18 мая 1443 года стороны пришли к соглашению. Если Маргарита уступит остальные реликвии, которые будут возвращены или хотя переданы на хранение Лире, она сможет оставить у себя еще на три года «драгоценное сокровище святой Плащаницы» с выплатой 12 франков в год на расходы коллегиальной церкви и 30 франков каноникам. На следующий день соглашение было зарегистрировано в парламенте Доля от имени Филиппа, герцога Бургундского. Итак, главная реликвия осталась у внучки основателя коллегиальной церкви, а остальные, до заключения окончательного соглашения, были перенесены на хранение в местный монастырь меноритов (францисканцев).

Однако же на этом история не закончилась. Каноники, считавшие себя правыми, упорствовали, а противная сторона, потерявшая расположение к ним, меньше, чем когда-либо, заботилась о соблюдении обязательств. Поскольку по истечении отведенного срока Плащаница не была возвращена в Лире, 18 июля 1447 года каноники обратились в суд города Безансон, принадлежащего империи. Упрямая вдова на сей раз сослалась на обветшание деревянной церкви Лире – дескать, ее состояние таково, что «святая Плащаница, конечно, не может храниться в этом месте». Прево Труа предоставил ей отсрочку еще на два года при условии выплаты 15 фунтов в год на ремонт церкви и еще 50 фунтов на нужды каноников. Маргарита также обязалась построить «крепость в упомянутом Лире, чтобы плащаница и другие предметы могли храниться там надежно». Затем отсрочка была еще раз продлена на три года, опять-таки благодаря переговорам, умело проведенным сводным братом Маргариты Шарлем де Нуайе, сеньором Ватефаля и Синьи.

Глава VII

Из Женевы в Шамбери

Так и оставшаяся бездетной Маргарита, которой перевалило уже за шестьдесят, явно не стремилась завещать Плащаницу ни сводному брату, ни племяннику мужа Франсуа де ла Палю: она намеревалась передать ее какому-нибудь богатому и знатному семейству в обмен на денежное вознаграждение – то есть, в сущности, продать, но в завуалированной форме, поскольку торговля реликвиями по-прежнему была запрещена. Маргарита остро нуждалась в деньгах, ее земли в Бургундии были разорены. И вот в 1449 году она предприняла то, что монсеньор Виктор Саксер назвал «рекламными турне» в поисках «возможных ценителей», со святыней в багаже.

Сначала она рассчитывала заинтересовать Филиппа III Доброго, герцога Бургундского из дома Валуа. Она остановилась в Монсе, столице Эно. В древних городских архивах упоминается, что эшевены подарили ей и ее людям несколько бочек вина: «Мадам де ла Рош[215], приехавшей в город Монс в шестой день июля и хранившей, как говорят, святую Плащаницу Господа нашего, были подарены, по запросу эшевенов, 8 бочек французского вина белого и красного, по 4 соля бочка: итого 32 соля[216]».

Затем Маргарита отправилась в Шиме, где летописец Корнель де Зантфлит, бенедиктинский монах из аббатства Святого Иакова в Льеже, описал ее визит так:

«В 1549 году от Воплощения Господня некая знатная дама из Труа прибыла в город Эно, называемый Шиме, привезя с собой ткань, на которой с удивительным мастерством было изображено тело Господа нашего Иисуса Христа, со всеми очертаниями каждого из его членов. Ноги, руки и бок Христа казались окрашенными в кроваво-красный, будто бы от недавних ран и стигматов. Чтобы увеличить набожность народа и получить от этого бо́льшую прибыль, некоторые утверждали, что это полотно было Плащаницей, в которую было завернуто драгоценное тело Господа нашего, когда Никодим и Иосиф из Аримафеи положили его во гроб, и иные подобные вещи. Поскольку это выглядело правдоподобным, произошло большое стечение людей обоих полов из соседних провинций»[217].

Столкнувшись с таким успехом, князь-епископ Льежа предпринял расследование, обратившись к двум докторам богословия. В соответствии с церковными канонами они поспешили запросить у госпожи де ла Рош документы, которые подтвердили бы ее утверждения. Она показала им две буллы, изданные Климентом VII в 1389 и 1390 годах для ее отца, и, возможно, индульт кардинала Пьера де Тюри, в котором, к сожалению, речь шла только о «фигуре или изображении», – словом, ничего, что могло бы победить скептицизм религиозных властей, от которых не ускользнула коммерческая сторона предприятия.

Строптивая графиня продолжала свои скитания, несмотря ни на что. В 1452 году она организовала демонстрацию реликвии в замке Жермоль, роскошной резиденции герцога Бургундского Филиппа III Доброго, неподалеку от Макона. И снова потерпела неудачу.

26 февраля 1453 года Маргарита была в Пленпале, близ монастыря женевских братьев-проповедников,