Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

сфере производства, обмена и кредита. Двухлетнему хозяйственному плану 1947–1948 гг. предстояло заложить основы индустриализации и электрификации страны, содействовать преобразованию сельского хозяйства, укрепить позиции общественного сектора. Червенков акцентировал внимание на самостоятельности болгар при решении экономических задач, расчете на свои собственные ресурсы, хотя и указал на ожидаемую помощь братских славянских стран и особенно Советского Союза[207].

Возможно, что на фоне выступлений югославов масштабные для болгар задачи могли показаться Москве достаточно скромными. Но скорее всего сдержанный отклик вызвало отсутствие упоминаний болгарами советской модели. Еще на этапе подготовки «польского совещания» в рабочих материалах ЦК ВКП(б) болгарских коммунистов, разделявших власть с другими партиями, упрекали в сохранении политического плюрализма, («политическая раздробленность») и в отсутствии вследствие этого «единства народа»[208]. Вряд ли нашла отклик у советских руководителей и отмеченная Червенковым в его докладе в качестве насущных задач необходимость теоретически осмыслить «национальные пути» перехода к социализму. «Опыт нового строительства теоретически не разработан. Узок круг хорошо подготовленных марксистских сил», — констатировал болгарский делегат[209]. Именно в этом Червенков усматривал слабость идеологической работы БРП(к). А между тем концепция «национальных путей» в глазах советского руководства уже начинала терять свою актуальность, и трансформация ее оценок была, что называется, не за горами.

Достижения югославов, о которых они с гордостью сообщили участникам совещания, корреспондировались с фактически установочным докладом Маленкова. Несмотря на то, что он, как и другие представители компартий, информировал о деятельности «своей» партии — ВКП(б), его доклад, по мнению болгарского ученого Драгомира Драганова, вышел за эти рамки. Делегатам, считает ученый, фактически была предложена «подробная и точная программа действий»: индустриализация, коллективизация, утверждение коммунистов как ведущей политической силы, борьба с «антипартийными силами», остатками буржуазной идеологии, низкопоклонством перед западными образцами литературы и искусства и пр.[210].

Предлагая участникам встречи в Шклярской Порембе ускорить трансформационные процессы в своих странах, советская сторона имела в виду восприятие советской модели социализма при ориентации на югославскую практику ее реализации как наиболее подходящую. Зримого несогласия с таким подходом участники встречи не проявили. Более того, Червенков, например, открыто выразил готовность равняться на балканскую «соседку»: его заявление, что «на Отечественный фронт мы смотрим как на наиболее целесообразную форму движения вперед к социализму в наших болгарских условиях»[211], явно перекликалось с озвученной Карделем югославской трактовкой Народного фронта как «организации трудящихся в борьбе за построение социализма»[212].

И не случайно, что после совещания в Польше отчетливо подтвердилось стремление болгарских коммунистических руководителей идти в ногу с КПЮ. На заседании Политбюро ЦК БРП(к) 4 октября 1947 г. явно под влиянием новых веяний, озвученных в Шклярской Порембе, прозвучали критические оценки прежней политики партии и ее итогов, результатом чего явилось отставание болгар от югославского образца. Подобные констатации, хотя и с разной степенью резкости, содержались в выступлениях Басила Коларова и особенно Титко Черноколева и Георгия Чанкова. Ораторы сошлись на единой точке зрения: курс партии после 9 сентября 1944 г. был правильным, но половинчатым и непоследовательным, не удалось избежать существенных ошибок. Опытный Коларов указал на задержку послевоенного развития Болгарии, по сравнению с Польшей и Югославией: ударили по фашизму политически, а надо было нанести и экономический удар, отнять имущество у коллаборационистов. Черноколев высказался за полную национализацию промышленных предприятий, что позволило бы, по его мнению, вырвать корни реакции. Чанков, явно руководствуясь югославским образцом, предложил поставить в центр политической и общественной жизни Отечественный фронт, блокировав, по существу, самостоятельную деятельность политических партий. Оценивая кадровую политику, он, как и Черноколев, настаивал на отмене образовательного ценза и прямо призвал «брать пример с Югославии». Чанков обвинил Политбюро в «задержке» развития: «Мы не взлетели вперед, а отстали, и за это будем биты». Тормозом, по его мнению, была «теория об особых условиях» Болгарии, которой, по его убеждению, придерживалось партийное руководство и которую он предложил осудить. Червенков предпочел «не заметить», что Чанков явно имел в виду концепцию «болгарского» пути к социализму, в категорической форме заявив, что «такой теории [об особых условиях] в партии нет», и призвал соратника отозвать свое предложение. При обсуждении вопроса безопасности страны в свете прозвучавших в Шклярской Порембе оценок международного положения и нарастания угрозы империалистической агрессии секретарь ЦК Трайчо Костов заострил внимание на проблеме создания федерации с Югославией. Отметив благоприятную для Болгарии перспективу стать в рамках федерации «менее уязвимой и перестать платить [Югославии] репарации», Костов подчеркнул также, что с созданием федерации возникнет «довод к приспособлению нашего внутреннего [политического] и хозяйственного строительства к строительству [социализма] в Югославии». Среди конкретных задач, требовавших решения на пути к федерации, он назвал реорганизацию государственного аппарата, которая «должна пройти по опыту Югославии», и приближение организации и деятельности Отечественного фронта к югославскому Народному фронту, но так, «чтобы в отношениях между партиями ОФ не возникло трещин». Развивая прозвучавшее в выступлении Коларова пожелание, сообразуясь с напряженной международной обстановкой, укреплять болгарскую армию, Костов отметил, что она должна походить на советскую и югославскую, для чего иметь общие планы, единую систему обучения и подготовки военных кадров и пр. Конституцию Болгарии следовало, по его словам, еще больше «приблизить» к югославской. О внимании к югославскому опыту свидетельствовало и предложение Костова скорректировать деятельность БРП(к): «Центр своей политической и организационной работы компартия, не теряя своего самостоятельного лица, должна перенести в [реорганизованный] Отечественный фронт»[213]. Означало ли это, что партия будет проводить свою политику путем принятия обязательных для ОФ решений и через деятельность коммунистов в нем? Если так, то такой подход фактически превращал ОФ в филиал компартии и обрисовывал абсолютно новую для болгар ситуацию.

Однако наиболее отчетливо коминформовские установки отразил доклад Червенкова на прошедшем 14 октября 1947 г. XIII расширенном пленуме ЦК партии, посвященном итогам встречи в Польше. Извлекая «уроки» из новых установок, Червенков фактически осуществил переоценку основных направлений политики партии с «левых» позиций. При этом он отступил от той информации, которую довел до сведения участников совещания в Шклярской Порембе. Подчеркнув необходимость укреплять единство и сотрудничество с СССР и странами народной демократии и особенно отметив «полное тождество» между политикой СССР и коренными болгарскими национальными интересами, Червенков констатировал, что руководство компартии после 9 сентября 1944 г. не имело ясного представления о характере принципиальных перемен в Болгарии, о перспективах и темпах движения вперед. В результате в стране в почти нетронутом виде сохранилась экономическая база буржуазии, коммунисты запоздали с разгромом оппозиционных сил и укреплением руководящей роли государства в экономической жизни. Государственный аппарат не претерпел необходимых изменений и, по сути дела, стал тормозом общественно-революционных преобразований. Очевидно, что основой такой принципиальной переоценки стали для Червенкова