Заволоцкая чудь - Пётр Саввич Ефименко

Первое положительное известие о вторжении новгородцев в Заволочье с оружием в руках относится ко второй половине ХII-го столетия. Можно полагать, что князь Глеб в своем походе в Заволочье руководствовался не одними корыстными целями, но и религиозными; он мог, по своему характеру и склонностям, иметь в виду и обращение язычников в христианство. Глеб, по словам Нестора, был «милостив убогим и страннолюбив, тщанье имея к церквам, тепл на веру и кроток». Весьма может быть, что первые церкви в Заволочье возникли при этом именно князе.

Что раньше похода Глеба, еще во время правления вел. кн. Ярослава, господствовало в Заволочье язычество, в том можно убедиться из сказаний Торера и Карла о здешних странах. Но через 60 лет после этого события мы видим уже значительное развитие христианства в Заволочье. По уставу Святослава 1138 г. со всех концов Заволочья шла уже дань в пользу новгородского владыки. Вероятно, что христианское население страны в это время состояло как из новгородских пришельцев, так и из чудских туземцев. Такие чисто русские названия погостов, плативших дань владыке, как: Иван-погост и Борок могли быть даны только русскими, а названия: Вихтуй, Пинега, Кегрола, также Чюдин погост говорят о чудском населении погостов, самыми населенными и наиболее богатыми местностями из поименованных в уставе надобно считать те, которые платили наивысшую дань владыке; а такими были погосты: Ракула, Пинега, Кегрола, дававшие по три сорока кун, и Иван-погост (впоследствии Ивановский посад в Холмогорах), обязанный, кроме трех сороков кун, давать еще подарок. Так как Иван-погост платил более всех, то его можно считать главным местом Заволочья. Кроме христиан, живших внутри страны, были и такие, которые обитали у моря и занимались соляным промыслом; они вносили плату не кунами, а натурой, с известного количества своего производства. И так, если при Святославе Ольговиче в Заволочье было в значительной степени распространено христианство, а при Ярославе господствовало язычество, то введение и распространение его здесь совершилось в этот короткий промежуток времени, обнимающий собою не более 80 лет. Таким образом, князю Глебу, с полной основательностью, можно приписать сильное участие в распространении здесь христианства.

Раньше было сказано, что Карамзин основывает свое мнение о занятии новгородцами Заволочья, еще во времена их язычества, на существовании у народа Архангельской губ. некоторых обычаев языческих славян, а участие Архангельского монастыря в распространении христианства в XII в. — на грамоте епископа Иоанна к игумену Луке. Но как первое, так и второе основания крайне шатки.

Вообще надобно сказать, что делать заключения об исторических событиях на основании одного сходства между народными верованиями и обычаями, почти что бесплодно, ибо этим путем, по причине удивительного сходства многих обычаев и верований у разнородных народов, можно доказывать все, что угодно. Тем более, нерационально в данном случае основываться на двух, трех указаниях Лепехина о сходстве обычаев здешнего народа с обычаями языческих славян. Эти языческие обычаи, во 1-х, могли быть принесены сюда новыми христианами из Новгорода, ибо и до сих пор у православного населения всей России есть много языческого, и гораздо более резкого нежели то, что приводится Лепехиным; во 2-х, эти мнимо славянские обычаи могли быть позднейшими обломками туземных финских обычаев, что гораздо вероятнее. Насчет же участия Архангельского монастыря в распространении христианства на севере в XII веке, надобно заметить, что этот монастырь, как и другие, появился здесь не ранее конца XIV в., когда край уже был в значительной степени заселен русскими, и, следовательно, не мог оказать никакой услуги делу первоначального распространения христианства между дикими здешними племенами. Игумен Архангельского монастыря Лука был современником новгородского епископа Иоанна 3-го, скончавшегося в 1414 году, а не первых двух Иоаннов, живших в XII веке (Г.Арх. губ. вед. 1869 г. № 48).

Распространение христианства на севере не могло само по себе, при тех отношениях, какие существовали между победителями и побежденными, действовать успокоительно на туземцев. Обложение местных жителей высокой данью служило поводом к избиению собирателей дани не только в XI веке, но и в последующие, до ХV-го включительно. Избиение даньщиков всегда служило сигналом к восстанию, а это влекло за собою нашествие новгородского войска и жестокую брань. В последнее время восстания Чуди могли быть вызываемы притеснениями, делаемыми богатыми Новгородскими боярами, вроде Своеземцевых, Чуди, которая принуждена была уступать свои земли богатым боярам и работать на них в качестве половников. Но последняя вспышка восстания Заволочской Югры, известная нам по истории, произошла в 1445 г. из-за нежелания платить дань. Вероятно, там восстали остатки Чуди, сохранившей еще веру своих отцов и своих собственных старшин.

В конце 16-го столетия остатки Чуди, может быть весьма незначительные, уцелели в Архангельской губернии, кажется, только в Шенкурском уезде (вспомните Чудина Шурухина). Но за Уральским хребтом Чудь, или Югра, жила в то время еще в значительном количестве. Тамошняя Югра была, по всей вероятности, никто иной, как березовские остяки. По поводу употребления в грамоте, данной Иоанном IV-м Строгановым, рядом имен самоедов, вогуличей, остяков и югричей, Карамзин справедливо замечает, что последними могли считаться только березовские остяки, которые жили в низовьях Оби и Иртыша. Известно, что остяков разделяют, по образу жизни и по языку, на два рода: одни, так называемые рыболовные, живущие при Оби и Нарыме, сохранили свой природный югорский язык, другие, занимающиеся оленеводством и кочующие от лесистой полосы Урала и до Ледовитого моря, привяли язык и нравы своих соседей самоедов.

Внутренняя жизнь Югры мало освещается изложенными выше историческими известиями русских летописных памятников. Из них видим только, что югорская Чудь управлялась своими собственными князьками во все время владычества новгородцев. Управление разными северными «волостями», или областями посредством «новгородских мужей» могло существовать параллельно с управлением князьков и ограничивалось со стороны новгородцев, вероятно, только взиманием дани с Чуди, сохранившей самоуправление. Та же часть Чуди, которая селилась на землях, захваченных Новгородскими боярами, теряла право собственного управления. Князья югорские служили управителями и предводителями своего народа во время войны. В такой роли упоминаются они под 1193 г. во время восстания Югры, в 1315 г. во время продажи земель Своеземцеву, в 1445 г. также при восстании Югры, и наконец в 1499 г. во время похода русских за Урал. Князей этих было помногу; каждый род имел своего князя; оттого в один поход 1499 г. их взято в плен 50 человек.

Главным занятием Югры служило звероловство, так как меха составляли, кроме собственного употребления, самый главный предмет сбыта во внешней торговле; при том ими же уплачивалась и дань