«Балканский фронт» холодной войны: СССР и югославско-албанские отношения. 1945-1968 гг. - Александр Животич

и взаимопомощи усматривало желание, во-первых, добиться преимущества по проблеме статуса Македонии и, во-вторых, выйти из изоляции, в которой Болгария оказалась, будучи союзницей Германии. Хебранг предположил, что договор нужен болгарам как своеобразная индульгенция за все злодеяния, совершенные в ходе войны. Однако Сталин ни на йоту не смягчил собственную первоначальную позицию. Настаивая на осмотрительности и предупредительности в отношении Болгарии, он стремился «перевести стрелки» на другую тему, касавшуюся югославско-греческих отношений[275].

По этому вопросу представитель югославской компартии открыто выступил, решительно заявив, что в Белграде, прежде всего среди югославских коммунистов, всерьез рассматривается возможность потребовать у Греции Эгейскую Македонию и Салоники. То, что подобные требования до сих пор не были озвучены, объяснялось нежеланием ослаблять позиции ЭЛАС на внутригреческой арене[276]. Хебранг тем не менее отметил, что вопрос может быть поставлен в ближайшее время. Изложение проблемы югославским эмиссаром прервал Молотов, подчеркнувший, что подобные требования могут предъявить и сами эгейские македонцы[277]. Вышеописанное обсуждение служит дополнительным свидетельством того, насколько югославская коммунистическая верхушка, опьяненная успехом собственной революции, воодушевленная советской помощью и de facto статусом главного союзника Москвы на Балканах, была преисполнена амбиций самостоятельно и радикально решать в свою пользу территориальные споры с соседями. Таким в то время в Белграде виделся путь к лидерству в регионе, а также во всем просоветском блоке государств, контуры которого уже начали обрисовываться.

Не остались в стороне от решения македонского вопроса и британцы, которые для защиты интересов Греции — своего главного форпоста на Балканах — пытались оказывать воздействие на югославского лидера И. Броза Тито. 8 ноября 1945 г. тот обсуждал статус Македонии с британским послом в Белграде Стивенсоном, который передал югославскому маршалу и премьеру личное послание британского министра иностранных дел Бевина. В письме выражалось удовлетворение в связи с заявлением Тито о том, что Югославия не собирается предъявлять требования Греции относительно Эгейской Македонии. Выразив надежду, что Белград будет и далее придерживаться этой позиции, Стивенсон поинтересовался у Тито, получил ли соответствующие инструкции югославский посол Цанкар, недавно отправившийся в Афины. Маршал заверил собеседника, что югославское правительство не изменит своей позиции по вопросу Эгейской Македонии[278]. Само собой, то, что услышал британский дипломат, полностью противоречило тому, как в Москве югославское руководство излагало собственный подход к проблеме статуса Македонии.

Подобные расхождения, разумеется, не были секретом для британцев, которые с недоверием и подозрением следили за югославской политикой в отношении Македонии и особенно ее эгейской части. В разговоре с Тито Стивенсон подчеркнул, что первая в списке неурегулированных проблем взаимоотношений балканских государств — будущее греческой Македонии. Маршал ответил на это, что ситуация не изменилась со времени кратковременного отсутствия Стивенсона в Белграде, и повторил, что руководство Югославии не имеет никаких притязаний на греческую Македонию. Послу Цанкару поручено довести эту позицию до сведения греческого правительства[279].

Во время следующей встречи с И. Брозом Тито Стивенсон подчеркнул, сколь отрадны для него подобные заверения. Особенно на фоне недавних заявлений видных македонских представителей Димитара Влахова и Бане Андреева в стенах Союзной скупщины. Сказанное ими произвело тягостное впечатление на официальный Лондон и кардинально расходилось с тем, что прошлой осенью Тито говорил о Македонии британскому послу. Притязания на греческие территории особенно явственно прозвучали в выступлении Влахова. Югославский лидер ответил на это, что он не может нести ответственность за слова Влахова, который даже не являлся членом правительства. При этом пришлось признать, что Андреев является министром и премьер отчасти ответственен за его высказывание, которое, несомненно, было «ошибочно интерпретировано». И в этот раз посол Великобритании получил заверения, что политика Югославии в отношении Греции остается неизменной со времени их встречи, состоявшейся в сентябре прошлого года. Югославский лидер обратил внимание Стивенсона на одно из своих недавних выступлений, где он говорил об улучшении отношений между Югославией и Грецией. И это действительно так, подчеркнул Тито[280].

Британцы опасались, что югославы, заручившись согласием Москвы, попытаются объединить всю Македонию — либо в качестве отдельной республики в составе югославской или балканской федерации, либо в виде самостоятельного государства[281]. В Форин-офис поступила информация от неназванного высокопоставленного шведского дипломата, сообщившего о донесении от шведских представителей на Балканах, в котором утверждалось, будто Советы направили правительствам Югославии и Болгарии план формирования на основе их территорий трех государств — болгарского, югославского и македонского. План якобы состоял в том, чтобы впоследствии потребовать от Греции уступить часть своей территории с портом Салоники для предоставления новосозданной Македонии выхода к Эгейскому морю. Небезосновательно предполагалось, что Греция отвергла бы подобное предложение. Однако оставался вопрос, какому давлению она бы в этом случае подверглась[282]. Неясно, имело ли место заблуждение шведской дипломатии или британцы использовали нейтральных скандинавов, чтобы скомпрометировать возможное сотрудничество югославских и болгарских властей. Если это так, то конечная цель Лондона состояла в том, чтобы упредить возможное развитие событий в направлении создания независимого македонского государства.

Британский МИД допускал возможность того, что Болгария и Югославия при поддержке Москвы используют волнения в Греции с целью продвижения идеи создания македонского государства. В его составе оказалась бы и греческая Македония — как член югославской или югославско-болгарской федерации. Осуществление подобных намерений обернулось бы расширением зоны советского влияния вплоть до Эгейского моря. В одном из донесений посла Великобритании в Париже сообщалось об опасениях его турецкого коллеги в связи с приготовлениями к формированию такого нового государства. Более того, посол обратил внимание на статью, авторство которой приписывалось лидеру греческих коммунистов Захариадису. Из нее следовало, что цель коммунистов заключалась в том, чтобы создать «свободную Грецию», которая, на самом деле, могла бы превратиться в «свободную Македонию». Статья появилась 12 июля 1947 г. в греческой газете Piçoonacrrcç вскоре после выступления Порфирогениса перед европейскими коммунистическими лидерами в Страсбурге. 2 января 1947 г. американское правительство получило от английского посольства в Вашингтоне специальную памятную записку, в которой излагалась позиция Лондона по указанному вопросу. Аналогичные послания получили советское, югославское и болгарское правительства. Государственный департамент США в ответе от 24 февраля 1947 г. констатировал совпадение британской и американской позиций по обсуждавшемуся вопросу. Ответ советского правительства не отличался ясностью и мог быть расценен как двусмысленный. При том что вопрос не казался злободневным, ничто не могло развеять страх перед возможной попыткой коммунистических лидеров будущей Балканской федерации аннексировать принадлежавшие Греции македонские области. На основании полученной информации британцы прогнозировали, что потенциальное македонское государство окажется под контролем или даже в составе Югославии, с чем пришлось бы смириться Болгарии. Как виделось из Лондона, Белград и София считали приоритетом передел территорий и не