«Балканский фронт» холодной войны: СССР и югославско-албанские отношения. 1945-1968 гг. - Александр Животич

на котором пересекались интересы балканских стран — Сербии (Югославии), Греции, Болгарии и отчасти Албании, — приобрела новое геополитическое значение. В новых условиях ее статус, до конца не проясненный ни в результате Балканских войн, ни Первой мировой войны, грозил возобновлением конфликта перечисленных государств. Во время Второй мировой войны Македония — традиционная зона влияния нескольких великих и региональных держав — оказалась в фокусе внимания еще одной великой силы — Советского Союза. Наступление советских войск на Балканах, рост влияния албанских и болгарских коммунистов, революция, которую едва ли не самостоятельно осуществили югославские коммунисты, мощное партизанское движение в Греции — все вышеперечисленное привело к тому, что СССР стал одним из основных участников своеобразного политического соперничества. От его исхода зависела дальнейшая судьба всего полуострова и его центральной области, служившей зоной соприкосновения, столкновения и взаимодействия наций, исповедуемых ими религий и идеологий. Советский Союз, набиравший силу благодаря победам Красной армии, все ясней формулировал свои интересы на Балканах и становился все более значимым фактором решения македонского вопроса. Тот в конце войны и сразу по ее завершении приобрел остроту в качестве проблемы, которая, в первую очередь, обременяла югославско-болгарские отношения и в значительной мере затрагивала интересы Греции. Одновременно другой член антигитлеровской коалиции, а именно Великобритания — традиционный покровитель Греции, никому не уступивший свое право определять ее послевоенное будущее с помощью средств политического, экономического и военного воздействия, — не желал отдавать на откуп СССР и его союзникам — Югославии и Болгарии — ни судьбу Балкан в целом, ни национальную безопасность и территориальную целостность своего единственного оставшегося союзника в регионе в частности.

Усилия Вукмановича по организации Балканского штаба сталкивались с препятствиями и на территории Македонии, в которой наблюдался рост межнациональной напряженности. Уже осенью 1943 г. Йосип Броз Тито отказался от идеи создания подобной структуры. Причины и обстоятельства принятия этого решения до конца не прояснены. Можно лишь предположить, как уже указывалось выше, что, с одной стороны, роль сыграли опасения возможного «распыления» автохтонного югославского революционного движения и его достижений в новой среде с ее военной, идеологической и политической неопределенностью. С другой стороны, имели значение внешнеполитические соображения. В ситуации гражданской войны и борьбы за власть Броз опасался негативной реакции западных союзников, поддержки которых он добивался.

В тот момент югославское партийное руководство полагало, что все еще рано ставить вопрос об объединении Македонии. Уместно было говорить лишь об освобождении и самоопределении народов после победы в войне. Лозунг создания федерации балканских народов служил лишь агитационным целям[266]. Наряду с описанными затруднениями проблемы возникли и во взаимоотношениях с соседними странами и даже с родственными в идеологическом отношении движениями, как, например, в Греции и Болгарии.

В середине 1943 г. в расположение югославского партизанского Верховного штаба прибыл постоянный представитель греческого Национального комитета[267], а также и делегаты из югославской части Македонии. Эмиссары обоих движений предъявили взаимные претензии, связанные с якобы нерешенным статусом Эгейской Македонии. Желая смягчить остроту противоречий и отложить решение проблемы, югославское партийное руководство заявляло, что до тех пор, пока идет война, следует совместными силами бороться с оккупантами, а не определять границы и принадлежность отдельных территорий. Предполагалось, что вопрос разграничения и самоопределения национальных меньшинств в приграничных районах станет актуальным ближе к концу войны. Поэтому требовалось сделать все возможное, чтобы в ходе предстоящей мирной конференции прийти к наиболее легкому и благоприятному решению запутанных проблем[268].

В переписке Сталина и Тито македонский вопрос стал занимать особое место с апреля 1944 г. Советский лидер, не оглашая окончательного решения относительно будущего статуса Македонии, тем не менее подчеркивал, что Болгария — «союзник врагов Советского Союза», а Югославия воюет на стороне СССР, поэтому ее позицию нельзя не учитывать[269]. О Македонии зашла речь и в ходе встречи в Москве Молотова и Сталина с членами югославской военной миссии — Милованом Джиласом и генералом Велимиром Терзичем. В этот раз советская сторона выступила с примиренческой позиции, пытаясь представить болгарские притязания в какой-то степени оправданными. При этом подчеркивалось, что, когда речь идет о практических мерах, следует различать действия болгарского правительства, с одной стороны, и болгарских коммунистов и народных масс, с другой. По словам Молотова, отношение к Болгарии будет зависеть от того, останется ли она и далее на стороне Германии и будет ли по-прежнему оказывать ей помощь со своей территории. Таким образом, советское руководство отказывалось занять четкую позицию по проблеме будущего статуса Македонии. Югославские представители выступали куда более конкретно и открыто. Джилас ясно заявил, что решение примет сам македонский народ, который, по его словам, стоял перед выбором — вступить ли в борьбу против немцев и тем самым определить судьбу Македонии вместе с народами Сербии или сделать это в союзе с другими народами[270].

Итак, югославская сторона проинформировала Кремль, каким она видит решение македонского вопроса. При этом не исключалась возможность объединения Пиринской и Вардарской Македонии и их последующего совместного вхождения в состав югославской федерации[271]. Статус Эгейской Македонии в ходе описываемых встреч напрямую не обсуждался, однако для советского руководства все еще оставалась актуальной коминтерновская идея создания единого государства македонцев. Это не могло не вызывать опасений у греческих коммунистов, которые всячески пытались воспрепятствовать подобному ходу событий. Согласно доложенной Георгию Димитрову информации Главного разведуправления Генштаба Красной армии, 13 августа 1944 г. один из секретарей ЦК компартии Греции в беседе с югославскими представителями заявил, что не может быть и речи о каком-либо самоопределении македонцев, так как такого народа просто не существует[272]. В том же донесении сказано, что греческие коммунисты якобы запрещали македонцам-славянам налаживать контакты с югославскими партизанами[273].

Именно в это время в Югославии стали появляться новые предложения относительно решения македонского вопроса в ущерб интересам Греции. Об этом свидетельствует содержание переговоров, состоявшихся в Москве в январе 1945 г. между Сталиным и делегацией Национального комитета освобождения Югославии во главе с Андрией Хебрангом. Встреча имела место сразу после того, как Димитров отверг югославский проект Балканской федерации (5 января 1945 г.), согласно которому Болгарии отводилось место седьмой республики в объединенном государстве южных славян. Сталин по этому вопросу выступил на стороне болгар, призвав югославов поэтапно сближаться с Болгарией — от договора о взаимопомощи до создания свободного союза двух государств. Советский руководитель полагал, что не следует создавать у болгар впечатление, будто они неполноценная сторона, которую отдали на откуп югославам[274].

Такая постановка проблемы не могла соответствовать югославским интересам. По словам Хебранга, югославское партийное руководство в намерении болгар заключить договор о дружбе