Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

в свою очередь, была разделена поровну между Севером и Югом. Клейтон представлял Делавэр, наименее южный из рабовладельческих штатов, и сам по себе был олицетворением средней позиции. Его предложение было принято 31 голосом против 14, причём все голоса против были поданы северными сенаторами, а девять — жителями Новой Англии.[107]

К этому времени тупиковая ситуация между секциями достигла драматической точки. Похоже, это был самый тяжелый кризис с тех пор, как Южная Каролина приняла свой Ордонанс о нуллификации, и внимание общественности было приковано к событиям в Конгрессе. Комитет приступил к работе в атмосфере чрезвычайного положения, усердно и добросовестно трудясь. В самом начале обсуждения Дэвид Атчисон из Миссури внес предложение об урегулировании в духе Миссурийского компромисса, и это предложение было принято 5 голосами против 3, причём Джон К. Кэлхун голосовал большинством. Но когда дело дошло до применения духа Миссурийского компромисса в конкретной форме, сторонники не смогли добиться ничего лучшего, чем равенство голосов 4:4. После двух неудачных попыток реализовать первоначальное решение комитет отказался от Миссурийского компромисса и обратился к плану, который оставлял статус рабства на территориях на усмотрение судов.[108] Согласно законопроекту, который Клейтон представил 18 июля, Конгресс не устанавливал никаких ограничений на рабство; Орегон, когда будет организован, сохранит законы против рабства, принятые временным правительством; а территориальным законодательным органам Калифорнии и Нью-Мексико будет отказано в праве принимать законы, касающиеся рабства. Однако важнейшей особенностью законопроекта было положение о том, что любой раб, прибывший на эти территории, мог подать иск в федеральные суды, чтобы определить правовой статус рабства на территории, куда он был доставлен.[109]

Зловещим свидетельством глубины разногласий, сложившихся к этому времени, стало то, что Конгресс больше не мог прийти к согласию ни по одной мере, условия которой понимались обеими сторонами одинаково. Короче говоря, он не мог достичь подлинного согласия. В отсутствие такого понимания он мог лишь голосовать за меры, достаточно двусмысленные по своему смыслу или неопределенные по своему действию, чтобы получить поддержку от людей, которые надеялись на противоположные результаты. Именно такой дуализм придал тактическую привлекательность народному суверенитету, и он проявился в компромиссе Клейтона, поскольку предложение Комитета Клейтона было рассчитано на поддержку как южан, которые верили, что суды поддержат доктрину Кэлхуна, так и северян, которые считали, что будет применяться мексиканский закон, запрещающий рабство. Но любая формула, достаточно двусмысленная, чтобы возбудить надежду у обеих сторон, была также способна вызвать страх у обеих сторон. Так, Александр Х. Стивенс из Джорджии пессимистично полагал, что судебное решение будет в пользу Севера, а такие северяне, как Джон П. Хейл и Томас Корвин, опасались доминирования южан в судебной системе. Конгрессмены редко находились в таком замешательстве, что не понимали, что делают, и, возможно, это свидетельствует об отчаянном настроении, царившем в стране, что сенаторы, несмотря на своё недоумение, упорно настаивали на принятии закона. Они упорно дискутировали чуть больше недели, а затем, 27 июля, в конце двадцати одночасовой сессии, приняли компромисс Клейтона голосами 33 против 22. Сенаторы от рабовладельческих штатов подали 23 голоса в поддержку и 3 — против, а сенаторы от свободных штатов — 10 голосов в поддержку и 19 — против.[110]

После этих мучений Сенат был ошеломлен необычной антиклимаксом в Палате представителей. На следующий день после завершения сенатской драмы, ещё до того, как в палате прозвучало хоть слово дебатов, Александр Х. Стивенс предложил отложить законопроект Клейтона. Он и семь южных вигов вместе со 112 конгрессменами из свободных штатов проголосовали за отклонение, в то время как семьдесят шесть южан и двадцать один северянин проголосовали хотя бы за обсуждение этой меры. Таким образом, предложение Клейтона было уничтожено, а силы компромисса разбиты и истощены.[111]

11 августа, когда сессия была на исходе, в Сенате была предпринята последняя попытка возродить Миссурийский компромисс. Во время дебатов по Орегонскому биллю Стивен А. Дуглас предложил поправку, аналогичную той, которую Полк продиктовал Джесси Брайту, но более четкую, допускающую рабство к югу от 36°30′, а также запрещающую его к северу от этой линии. Сенат принял поправку Дугласа, и снова показалась существенная перспектива важного компромисса.[112]

Но Палата представителей снова резко разрушила эту перспективу. Она отклонила поправку Дугласа на следующий день после того, как Сенат принял её, проголосовав 82 против 121, причём разделение произошло строго по секционному принципу.[113] За два дня до этого на большом съезде в Буффало была основана новая партия, партия «Свободная почва», кандидатом в президенты от которой стал Мартин Ван Бюрен, и многие конгрессмены-северяне теперь боялись, что, выдвигая свою кандидатуру на переизбрание, они будут иметь запись о поддержке Миссурийского компромисса.

12 августа, когда до отставки оставалось всего два дня, Сенат вновь рассмотрел Орегонский билль. Бентон из Миссури предложил отступить от поправки, и последовало долгое, гневное заседание. В течение ночи яростных речей, сопровождавшихся вызовом на дуэль, силы, близко сошедшиеся, боролись за преимущество, но после двадцатичетырехчасового заседания предложение об отступлении было принято 29 голосами против 25. Три сенатора от рабовладельческих штатов — Бентон, Сэм Хьюстон из Техаса и Пресли Спрюэнс из Делавэра — проголосовали вместе с большинством. Затем был принят сам законопроект, содержащий исключение рабства. В ответ на это Полк отправил послание, в котором говорилось, что он согласен со свободным статусом Орегона только потому, что находится к северу от линии 36°30′ и был бы свободен даже в случае её применения. Однако он подписал меру, и Орегон стал территорией, когда Конгресс прекратил свою работу.[114]

После почти девяти месяцев ожесточенных споров итогом стало то, что народный суверенитет провалился, Миссурийский компромисс провалился, а Клейтонский компромисс провалился. Калифорния и Нью-Мексико все ещё оставались неорганизованными, и закон об Орегоне казался единственным конструктивным достижением сессии. Однако факт оставался фактом: вплоть до организации Орегона всегда существовала значительная вероятность того, что рано или поздно Миссурийский компромисс будет возрожден и применен ко всему Дальнему Западу. Если бы он был применен и к Орегону, и к Мексиканской концессии, территория, гарантирующая свободу, намного превысила бы территорию, открытую для рабства, и пока это было так, всегда существовала значительная вероятность того, что линия 36°30′ получит достаточную поддержку северян в Палате представителей, чтобы получить большинство, которое она уже имела в Сенате. Но как только статус свободной территории Орегона был определен, и спорным оставался только вопрос о мексиканской уступке, победа на 36°30′ давала гораздо больше преимуществ Югу, открывая для рабства территорию нынешних Нью-Мексико, Аризоны и южной Калифорнии. Юта, Невада и северная