«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

«родимые пятна» социалистического строя[276]), что также могло способствовать «конвергенции» двух систем. Характерно, что распространение «теории конвергенции» на Западе было также подстегнуто либерализацией советской политики в период правления Н.С. Хрущева. 3. Бжезинский отмечал, что «те, кто верит в конвергенцию», считают «либеральные тенденции» в СССР «только первыми шагами к более фундаментальным изменениям в советской политической и социальной системах»[277].

На практике воплощение этой теории проявилось в создании странах Запада разного рода комиссий, которые пытались доказать «срастание капитализма с социализмом»[278]. 3. Бжезинский разработал концепцию переброски капстранами «мостов в Восточную Европу» с целью наладить со странами «соцлагеря» отношения и тем самым «оторвать» их от СССР[279]. Важнейшие элементы такой «переброски» включали расширение внешней торговли, создание совместных предприятий, предоставление займов[280].

Важным аспектом противостояния «мировому коммунизму» были социально-экономические модели, реализованные в странах Запада. Чтобы избежать революции, «капитаны капиталистического мира» пошли на радикальное улучшение социально-экономических аспектов капиталистической системы[281]. Сначала, после Первой мировой войны, Европа стремилась точно воспроизвести либеральный капитализм XIX в. Однако вместе с разрушительным кризисом 1930-х гг. исчезла вера в либеральную экономику, инструменты которой оказались не приспособленными к новым условиям. Кроме того, экономические успехи, достигнутые Советским Союзом, добившимся прогресса за счет пятилетнего планирования, и Германией, где государство активно вмешивалось в экономику, произвели впечатление на другие страны[282].

Под влиянием двух экономических «шоков» XX в. — советской альтернативы капитализму и Великой депрессии 1929–1933 гг. — британский экономист Дж.М. Кейнс разработал теорию, основанную на необходимости вмешательства государства в рыночную экономику (которая, как полагал Кейнс, не способна саморегулироваться) — однако не так, как это было сделано в Советском Союзе. Русская революция была воспринята Кейнсом как серьезное предупреждение, обострившее его внимание к широкому кругу социальных проблем, нерешенность которых угрожала существованию капитализма.

Кейнс посещал СССР в 1925, 1928 и 1936 гг. и в целом дал негативную оценку плодам революции — особенно советскому методу решения проблем, ввиду высокой стоимости достигаемого прогресса. В то же время он не отрицал позитивное значение советской системы — практику экономического планирования, наличие социальных гарантий гражданам, подчиненность инвестиций задаче обеспечения полной занятости и т. д.[283] Вводя в свою модель элемент государственного регулирования рыночной экономики, Дж.М. Кейнс сохранял и защищал все устои капиталистического хозяйствования[284].

Кейнсианство сыграло значимую роль в разработке американской экономической доктрины. Лидеры США, особенно начиная с Ф.Д. Рузвельта, восприняли вызов мирового социализма, направив развитие капитализма в новое русло, чтобы нейтрализовать его недостатки и противоречия[285]. В социально-экономической программе Рузвельта («Новый курс») были использованы отдельные аспекты теории Кейнса. В конце 1933 г. Кейнс обратился с открытым письмом к Рузвельту, указав на миссию Соединенных Штатов: «Вы можете стать доверенным лицом для тех в каждой стране, кто стремится исправить беды нашей ситуации с помощью разумного эксперимента внутри существующей системы. Если вы потерпите неудачу, попытке рациональных изменений во всем мире будет нанесен серьезный удар, который позволит ортодоксии и революции довести борьбу с ней до конца». Кейнс видел значение эксперимента Рузвельта в поиске пути к мирной, без социальных конфликтов трансформации общественной системы[286], то есть как альтернативу советскому опыту.

После Второй мировой войны теория Дж.М. Кейнса была внедрена в целом ряде стран Запада, что привело к существенному экономическому росту, который, как заявлял один из столпов неокейнсианства, американский экономист Е. Домар, превратился «в условие выживания» любой страны. Капиталистическую элиту — в частности, в США — беспокоило не только усилившееся экономическое соперничество между ведущими индустриальными странами, но и высокие темпы роста, которые демонстрировали в 1950-е гг. страны соцлагеря. Не случайно в 1953 г. по инициативе американского президента Д. Эйзенхауэра был создан Консультативный комитет по вопросам экономического роста и стабильности[287].

«Кейнсианская революция» сыграла решающую роль в развитии «смешанной экономики» — сочетания капиталистического способа производства и социально ориентированной системы перераспределения произведенного продукта[288]. В капстранах прошла волна национализаций (в частности, во Франции, Италии и Великобритании), в результате чего правительство утверждалось в качестве главного нанимателя рабочей силы, что позволяло ему контролировать все ключевые сектора экономики[289]. Так, во второй половине 1960-х гг. на долю национализированного сектора экономики Франции приходилось до 25% общего объема промышленного производства. Под контролем государства находилось свыше 700 предприятий, на которых создавалось до 15% национального дохода и было занято свыше миллиона рабочих и служащих[290]. В Израиле социалисты, возглавлявшие правительство в 1948–1977 гг., распространили госсобственность на самые различные сферы: воздушный и морской флот, железные дороги, авиастроение, коммунальные службы, химическую промышленность. Если учесть все формы бизнеса, не ставящие цели извлечения прибыли, то в Израиле была самая социализированная экономика в «некоммунистическом мире»[291]. Во многих капстранах устанавливалась экономическая демократия (участие работников в принятии решений по управлению предприятиями)[292].

Во всех индустриальных странах получило бурное развитие централизованное планирование. Начиная с 1920-х гг., между СССР и США шло соревнование в области планирования[293]. Первоначально идея планового регулирования возникла в рамках раннего американского институционализма в 1920-х гг., но была отвергнута как посягательство на свободу предпринимательства. Затем интерес к идее планирования возродился в 1930-х гг.[294] В Соединенных Штатах был создан Институт программно-целевого планирования. В результате в 1960-х гг. бюджет целевых программ, принимаемых в США, существенно превосходил бюджет народно-хозяйственных планов СССР[295]. Развивалось в США и внутрифирменное планирование, а в 1950-е и особенно в 1960-е гг. развернулась активная работа американских концернов по его совершенствованию в связи с быстрым развитием электронно-вычислительной техники[296]. После Второй мировой войны идея планирования экономики была поставлена во весь рост во Франции[297], где в январе 1946 г. был создан Генеральный комиссариат планирования. В этой стране планирование ставило определенные задачи перед промышленностью и сельским хозяйством, хотя и не носило обязательного для исполнителя характера[298].

«Смешанная экономика» в капстранах опиралась на консенсус, достигнутый между правительством, профсоюзами и руководителями предприятий. Последние не отклоняли с порога требования социального характера, исходившие от профсоюзов, которые, в свою очередь, принимали стратегию владельцев капитала в области инвестиций[299].

В 1960-е гг. в США одной из главных идейных опор либерализма продолжало оставаться кейнсианство. Дж. Кеннеди и занявший после его гибели президентское кресло Л. Джонсон прислушивались к советам как левых, так и умеренных кейнсианцев, пытаясь по возможности сочетать их рецепты[300]. Экономический аспект советско-американского соперничества на международной арене свидетельствовал об укреплявшемся превосходстве либерального капитализма над советской системой. 1960-е годы оказались самым удачным десятилетием в