Японцы - Хасэгава Мамору

Кацусика Хокусай. Сцена повседневной жизни в сельской местности в эпоху Эдо

Ваби-саби – зеркало, в котором отражается вся Япония. Смотрите внимательно, и все откроется вам…

Глава пятая

Буси-до – путь воина

Кодекс самурайской этики буси-до[68] оказал огромное влияние на формирование японского менталитета, несмотря на то, что численность самураев никогда не превышала восьми процентов населения Японии (при просмотре многих фильмов может создаться впечатление, будто в Японии жили одни самураи, но это не так). Дело в том, что самураи были элитой, а элите всегда пытаются подражать и берут с нее пример. Разумеется, среди самураев попадались разные люди – от благороднейших мужей до отъявленных негодяев, но большинство самураев обладали «тремя природными добродетелями» – верностью, справедливостью и мужеством – и ставили честь выше жизни, а таких людей невозможно не уважать. Уважение же рождает подражание. Буси-до – это Путь воина, Путь мужчины, но этику общественной жизни нельзя строго разделить на мужскую и женскую. Многое в поведении японок заставляет вспомнить о буси-до. Иначе и быть не может, ведь женщины живут рядом с мужчинами, а кроме того, буси-до не упал с неба – этот кодекс был создан на основе синтоистских, буддийских и конфуцианских правил, которые распространялись и на мужчин, и на женщин. Верность родине и императору были почерпнуты из синтоизма. Особое, если не сказать – исключительное, внимание к смерти в сочетании с равнодушием к жизни характерны для буддизма с его пунарбхавой[69], дающей веру в перерождение душ. «Пять постоянств»: человеколюбие, долг, ритуал, знание и искренность – пришли из конфуцианства, а такие принципы, как содействие достойным и выдвижение умелых, и умеренность в расходах, в том числе и при совершении ритуалов, – из основательно подзабытого в наше время моизма[70].

Кажется, самураи были всегда, но это сословие начало оформляться на рубеже VIII–IX веков, когда пятидесятый император Камму вел активную борьбу с эмиси, опираясь при этом на силы региональных правителей. Даймё и им подобные постоянно враждовали между собой, так что каждому приходилось содержать свою армию. В паузах между сражениями воины исполняли гражданские обязанности при своем господине. Со временем слуги-воины начали выделяться в отдельную касту, которая противопоставляла себя придворной знати. В этом противопоставлении кроется ключевое отличие самураев от европейских рыцарей, многие из которых принадлежали к аристократическим кругам. Образование в конце XII века первого сёгуната Камакура (сёгунатам и вообще особенностям управления японским государством будет посвящена следующая глава) стало началом правления самурайского сословия, которое сохраняло свои доминирующие позиции до второй половины XIX века, пока не было упразднено в ходе Реставрации Мэйдзи[71]. И вот что интересно – после того, как самурайское сословие было официально упразднено и принадлежность к нему уже никак не отслеживалась и не подтверждалась, у многих японцев появились вымышленные предки-самураи, настолько высоким был и остается престиж самурайства.

У самураев есть две «священные книги», без знакомства с которыми невозможно понять ни сути самурайства, ни происходящих из него особенностей японского менталитета.

Первая книга – это «Будосёсинсю» («Напутствие вступающему на путь воина»), написанное в начале XVIII века самураем Дайдодзи Юдзаном, который одинаково хорошо владел и катаной, и кистью[72]. «Будосёсинсю» представляет собой развернутый кодекс. Дайдодзи-сан[73] не только наставляет, но и поучает. Самое важное, самое ценное обычно принято оставлять под конец, но Дайдодзи-сан с него начинает:

«Самурай должен прежде всего постоянно помнить – помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги, – что он должен умереть. Вот его главное дело. Если он всегда помнит об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед и насладиться долгой жизнью. Он будет исключительной личностью, наделенной прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы и утреннему инею, и тем более такова жизнь воина. И если он будет думать, что можно утешать себя мыслью о вечной службе своему господину или о бесконечной преданности родственникам, случится то, что заставит его пренебречь своим долгом перед господином и позабыть о верности семье. Но если он живет лишь сегодняшним днем и не думает о дне завтрашнем, так, что, стоя перед господином и ожидая его приказаний, он думает об этом как о своем последнем мгновении, а глядя в лица родственников, он чувствует, что никогда не увидит их вновь, тогда его чувства долга и преклонения будут искренними, а его сердце будет исполнено верности и сыновней почтительности»[74].

Пожалуй, нет японца, разумеется – образованного, который не читал бы «Будосёсинсю». Обрести буси-до означает уметь отличать правильное от неправильного, добро от зла. «Тот, кто различает их и при этом поступает неправильно, является не самураем, а грубым и не-отесанным существом», – пишет Дайдодзи-сан. К правильным поступкам самурая подталкивает боязнь оказаться в постыдном положении. Стыд для японца страшнее смерти, и это не красивые слова, а правда жизни. Правильное поведение – одно из трех первостепенных качеств буси-до наряду с верностью и храбростью.

Японскую культуру стыда нельзя напрямую отождествлять с культурой вины, которая на Западе является основным регулятором социального поведения личности. Да и вообще «стыд» и «вина» – это разные понятия. Чувство вины возникает в том случае, когда человек сознает, что совершил какой-то неблаговидный поступок, и испытывает моральные страдания по этому поводу. Общество в этом процессе не участвует, поскольку истинное чувство вины не зависит от стороннего мнения. У стыда другие корни. Чувство стыда возникает на почве боязни осуждения других людей. Если вектор чувства вины направлен внутрь человека, то вектор чувства стыда имеет обратное направление – к обществу. Для стыда непременно нужны другие люди или сознание их наличия. На необитаемом острове японец никакого стыда испытывать не может, ведь здесь он находится в полном и безусловном одиночестве, вдали от чужих глаз. Однако достойный человек и на необитаемом острове не станет совершать недостойных поступков, посколькуему еще в детстве привили чувство стыда, о важности которого в японской культуре можно судить хотя бы по известной пословице: «кто знает стыд, тот знает долг».

У японцев существует наказание стыдом. Вот отрывок из романа Оэ Кэндзабуро «Опоздавшая