Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер

— Есть три основных пути, которые приведут тебя к цели, — сказал старик, поставив крестик в центре города. — Пронумерованные улицы Дельма прорезают все сто восемь окраинных кварталов.

Он прочертил извилистый маршрут.

— Я уже выбрал авеню Ламартиньер, — заявил Зо, взяв костыль и нарисовав собственную трассу. — Это самый быстрый путь.

— Нет, — возразил Озьяс. — Это самый крутой путь, а значит, совсем другое дело, — он стер маршрут Зо ногой. — Что толку стартовать первым, если не знаешь дороги. Авеню Ламартиньер извивается и сбегает вниз по склону крутого холма. Повсюду будут оползни. Но есть и средний путь, — он прочертил еще одну линию. — Единственный верный. Авеню Джона Брауна.

Зо велел старику занять место в повозке.

— Поедем по Джона Брауна, — решил он. — Но возьмем его приступом. Если после этого мне уже до конца жизни не суждено управлять бруэтом, так тому и быть. А сегодня будем носиться, как Дамбалла[113] в Африке.

* * *

Ти Папа Пикан и его боевой петух Ти-Зом вынырнули из пыли и руин, точно два могильщика, с ужасными новостями. Пикан был в соломенной шляпе, какие носили во время революции, с мешком-макутом на плече и в длинной черной майке, доходившей ему до колен.

— Мы пошли на петушиный бой, — проговорил старик, — но увидели кое-что совсем другое.

Пестрый черно-белый боевой петух с медными колокольчиками у шпор вел Ти Папа на веревочке, привязанной к лапке.

— Что вы увидели? — спросил Зо.

Пикан снял головной убор, чтобы вытереть лоб, но не от пота. Кожа на макушке была сорвана, и с волос струилась кровь.

— Мы отправились на петушиный бой. Красный Голиаф… — Пикан рыгнул, точно неизлечимый больной, страдающий несварением желудка, и вытер губы тыльной стороной ладони. — Красный Голиаф против прекрасного Доминиканца.

— Он был на стадионе, — прошептал Озьяс на ухо Зо. — И, видимо, свалился с трибуны.

Из живота Пикана, на два дюйма правее пупка, то есть оттуда, где расположены все жизненно важные органы, торчал шестидюймовый кусок алюминиевой арматуры. Зо видел анатомические схемы в медицинских учебниках Анайи и сразу представил себе красную почку, жирную багровую печень и розовые кишки.

— Мы не можем оставить его здесь, — воскликнул Озьяс, — в компании одного лишь петуха.

— Этот петух — единственная компания, которая у него когда-либо была, — ответил Зо, беря оглобли под мышки.

— Не торопись, погоди! — Озьяс снял крышку с одного из ведер и зачерпнул полную кружку воды. — По крайней мере, дадим ему попить.

Зо опустил оглобли.

— Я же не медсестра, — сказал он, однако взял кружку и отнес ее Пикану. При его приближении петух забеспокоился, хотя Пикан по-прежнему безмолвствовал. Он не протянул руки к кружке и, казалось, даже не заметил ее, так что Зо пришлось поднести питье к его запекшимся губам. Но старик так задрожал, что половина воды вытекла у него изо рта. Он поперхнулся и выплюнул воду в лицо молодому человеку.

— Черт побери, Папа! — воскликнул Зо. — Где ты учился пить?

Пикан вытер лицо.

— Ты не мог бы напоить птицу? — попросил он. — Когда Ти-Зом нервничает, его начинает мучить сильная жажда.

Изо рта у старика исходило зловоние, и Зо представил, как в его темной утробе желудочный сок смешивается с кровью и к горлу подступает страшная горечь. Озьяс зачерпнул воды и для Ти-Зома, и молодой возчик неохотно поставил на дорогу миску для петуха.

— Пожалуйста, — взмолился Пикан. — Не оставляйте меня.

— Здесь нет места, — ответил Зо.

Пикан переводил оцепенелый взгляд с Зо на Озьяса.

— Куда вы? — спросил он.

— В медицинский городок, — сказал Озьяс.

— Лопиталь Женераль?

Зо сунул оглобли под мышки и приготовился бежать.

— Держись, старик, — сказал он Пикану. — Просто сиди и жди здесь, как делал всю свою жизнь, и ты увидишь, что не все еще погибли.

— Я всегда жил среди людей. — На губах Пикана вскипела розовая пена, и он вытер ее. — Боюсь помереть в одиночестве.

Зо взглянул на Пикана, потом на Озьяса и понял, что они не смогут оставить его одного. Ему ужасно не хотелось перегружать повозку, но в конце концов он помог Пикану забраться в кузов. Старика осторожно уложили среди пожертвований от жителей Мон-Нуа, и он неловко завозился, подзывая петуха, точно уродливая курица цыплят.

— Зом, — кудахтал Пикан. — Ти, Ти, Ти, Ти-Зом.

— Ему нужен петух, — сообщил Озьяс.

Зо забросил хлопающего крыльями петуха в кузов.

— Опасная тварь, — заметил он, вытирая руки о рубашку.

— Я думал, вы поймете друг друга, — пробормотал Пикан. — В конце концов, он тоже боец и так зарабатывает свой хлеб.

— Я работаю не за птичий корм, — сказал Зо.

— Я поставил свой последний доллар, — сообщил Пикан. И предложил Зо самокрутку, ароматизированную гвоздикой и сдобренную бозом[114].

Зо сунул сигарету в рот, ощутив вкус табачного листа с примесью марихуаны. У него были спички, подаренные Марвинсом, и он закурил. Косяк был слабенький и горячий даже на такой жаре; он выжег пыль из легких и выветрил из головы отрешенность. Когда Зо выдохнул, изо рта у него вырвался пряный голубой дымок, и он передал косяк по кругу. Озьяс наскоро курнул, Пикан же сделал большую затяжку и оставил сигарету себе.

— En ale, — произнес он, выпуская дым. — Я готов.

Потом на каждой выбоине он хватал ртом воздух, рыгал, кашлял и умолял бежать потише, но Зо не замедлял шаг. Он выпрямил спину и потащил повозку против движения, направляясь к руинам в центре города, откуда бежали все остальные. А за ним вздымались клубы белой пыли и уносились вверх по косогору.

2

Зо не осталось ничего иного, как превратить свою грузовую тележку в карету скорой помощи. Все началось с Ти Папа Пикана и его петуха, но вскоре клади прибавилось. В Морн-Эркюле Зо подобрал братьев Венса и Экзандье Ноэлей, учеников школы Нувель Энститю Эмманюэль, чуть не погребенных под ее развалинами. Венс вытащил младшего братишку из разрушенного класса, и выглядел тот плоховато. Когда Озьяс увидел держащихся за руки, залитых собственной кровью ребят на обочине, он не мог оставить их одних.

— Чего ты от меня хочешь? — воскликнул Зо.

— Отвези их к больнице.

— Это слишком далеко.

Пикан поднял голову с пола повозки.

— Тут недалеко клиника Обина, — сказал старик, показывая, где именно. — Он знает, что делать.

— Господи Иисусе! — крикнул Зо. — Надо было оставить вас двоих на дороге.

— Ра di sa, —