Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер

Зо провел в столице полтора месяца, прежде чем нашел Анайю, прогуливавшуюся с несколькими девушками со своего курса. Он не стал звать ее по имени, а смешался с толпой студентов и остановился посреди них, как скала посреди реки. Все торговки бросили свои прилавки и выстроились вдоль улицы, чтобы поглазеть, что будет. Молодой человек встал прямо на пути Анайи, и она приблизилась к нему так же уверенно, как лист, подхваченный течением, стремится в водоворот. Зо не мог поверить, что забыл, как изящны форма ее рта и длинная горделивая шея. Он взял ее руки в свои, и девушка подняла к нему лицо.

— Почему ты так долго? — спросила она.

Тот первый день был словно сон. Они целовались, жадно приникнув друг к другу лихорадочными губами и гудящими, точно пчелиные ульи, сердцами. С гор налетал ветер, принося аромат кокосовых пальм и сахарного тростника из долин. Город на фоне залива казался ослепительно белым.

— Я жду тебя с августа, — сказала Анайя.

— Я не был уверен, что ты меня ждешь.

— Идиот, — проговорила девушка, беря его за руку. — Разве я не объяснила, где меня искать?

Влюбленные отправились к причалу, и гайанские матросы, собравшиеся на палубе, принялись улюлюкать и кричать на плохом креольском. Они осведомились у Зо, где он подцепил такую красотку, а тот подначивал их сойти с судна и выяснить отношения на кулаках. Из всех рассказов Зо о его мытарствах, почти непереносимом горе и попытках забыться с помощью тяжелого труда Анайю больше всего поразило, что он действительно ходил в дом ее отца требовать свои деньги.

— И он их тебе отдал?

— Он направил меня к тебе.

— Я не ответственна за долги отца. А кроме того, что я могу тебе дать?

Зо устремил на нее пристальный взгляд. Она поднесла руку к его губам, и он поцеловал костяшки ее пальцев.

— Этого достаточно?

— Да, — ответил он. — А еще?

Анайя протянула ему ладонь, и он поцеловал ее. Потом снова поднял глаза и сказал:

— А еще?

— Ты голоден.

— Прямо умираю.

— Разве тебя не кормили в школе?

Зо завел девушку в тень списанного морского контейнера и взял ее лицо в свои ладони.

— Держали впроголодь, — сказал он. Они принялись целоваться и, начав, уже не могли остановиться. Поцелуи продолжались до тех пор, пока на улице не начали замедлять ход пешеходы и машины, чтобы поглазеть на любовников. Молодые люди жадно ласкали друг друга, а с моря их овевал теплый ветерок.

Зо купил бутылку холодного пива, и они выпили ее вместе, прогуливаясь по холмам, точно супружеская пара по бульвару. Анайя взяла Зо под руку и стала рассказывать о своей жизни в столице. Без него дни казались бледными и унылыми. Недоставало живого общения.

— У меня было ощущение, что я чего-то жду.

— Чего же?

Девушка повернулась и крепко поцеловала возлюбленного в губы прямо посреди улицы.

Когда у нее заныли ноги, Зо предложил понести ее на спине, но Анайя постеснялась прилюдно ехать верхом. Кончилось тем, что они сели в таптап и отправились в Петьонвиль. Зо усадил Анайю в круглом скверике перед полицейским участком и вручил четыре маленьких белых цветка, которые сорвал в мангровых зарослях Барадерского залива. Он положил их под пресс, а потом носил в кармане комбинезона те несколько недель, что провел без нее.

— Почему ты не пришел ко мне раньше? — спросила Анайя.

Зо опустил голову — крепкую, крупную, с блестящей, опаленной солнцем кожей. Он рассказал Анайе, как сильно ему хотелось прийти в самый первый день, как только он сошел со шлюпки Бостона.

— Но у меня в кармане было всего несколько тысяч гурдов. И я не мог забыть, что сказал мне твой отец, когда я ходил к нему.

— И что же он сказал?

— Что ты привыкла к определенным удобствам.

— К каким, например?

— К электричеству. И водопроводу. У меня ничего этого нет. Правда, есть маленький домик на Черной горе, — он махнул рукой в сторону Мон-Нуа. — Он небольшой, Анайя, зато наш, твой и мой.

Анайя признала, что росла в комфортных условиях. Автомобиль с шофером, ежегодные поездки в Доминикану. Она стала расспрашивать Зо про домик.

— Сколько там окон?

— Одно окно и одна дверь, — ответил он.

— И как ты его освещаешь, если нет электричества?

— Керосиновой лампой. И свечами.

— А где готовишь? Что ешь?

Зо описал уличную кухню с видом на остров Гонав.

— Там хорошо ждать, пока закипит рис, — и рассказал про огород Озьяса: — Он славится своими толстыми баклажанами.

— Как насчет мебели? Где мы будем есть, после того как приготовим обед?

Зо замялся. Сказал, что стола нет, а стул всего один.

— Но мы часто едим вместе со стариком, а у него есть все необходимое.

— А спишь ты хотя бы на кровати, Зо?

Молодой человек удрученно признался, что кровати у него нет.

— Я от многого могу отказаться ради тебя, — сказала Анайя. — От электрического света и от водопровода. Но не думаешь же ты, что я стану спать на полу?

Зо помотал головой.

— Я приду на Мон-Нуа, когда у тебя будет нормальная кровать, — твердо произнесла девушка. — С матрасом.

Зо поднялся и сказал, что сейчас же пойдет и добудет ее.

— Нет, — Анайя взяла его за руку и потянула вниз. — Я хочу выбрать сама.

* * *

Так началась их любовь в городе: Анайя попросила кровать, и Зо отправился на работу, чтобы купить ее. Он всю неделю ездил со своей тележкой по улицам с усердием, подобающим священной цели, долгими часами перевозя тяжеленные грузы. Каждый заработанный гурд отправлялся в фиолетовый бархатный мешочек на завязках. Когда наступили выходные, молодой человек проснулся спозаранок, сварил крепкий черный кофе из свежеобжаренных зерен и подал его дядюшке Озьясу в любимой кружке.

Озьяс взял кофе и встал с кровати. Ухватился за костыль и неторопливо вышел во двор, где встал на единственной босой ноге, поднеся кружку ко рту.

— Чего ты хочешь? — осведомился он.

— Денег.

— Сколько процентов?

— Все.

— Сто процентов?

Зо промолчал.

— Мы так не договаривались, — сказал Озьяс. — Сорвал большой куш?

— Громадный, какого еще не было.

— Ты долго тянул, потому что знал, что приберегаешь его для себя. — Старик не спрашивал. Он сделал глоток горячего кофе. — Зачем тебе деньги? Или это глупый вопрос? Ясное дело, на девушку.

— Покупаю кровать, — объяснил Зо. — Анайя согласилась спать здесь, если у меня будет настоящая кровать.

— Toujou[92], — глаза старика загорелись. — Вы, молодежь, ради постели готовы на все. Душу продадите.

— Требуются