Сердце на льду - Анна Эйч

подлетая к Курту. Из-за эмоционального выброса не замечаю низкой табуретки под ногами и теряю равновесие. Рука Курта перехватывает меня за талию и как пушинку усаживает на кушетку, спасая от падения и…

Кушетка, коньки, «Иди на свою тренировку, Золотова!», кровь, песок, лёд…

Снова быстрые вспышки, словно осколки разбитых воспоминаний, проносятся перед глазами и заставляют остолбенеть меня с ног до головы.

– Это уже было? – пялясь в одну точку, испуганно спрашиваю я.

– Что было? – Курт сразу замечает мой ступор и наклоняется, чтобы встретиться со мной взглядом.

– Ты меня уже так хватал? А потом зло выпроводил на тренировку? А ещё мозоли и… и какой-то песок… – перечисляю я, пытаясь ухватиться за ускользающие отрывки.

– Мередит насыпала тебе песок в коньки, но ты, чтобы не пропустить тренировку, всё равно вышла на лёд и стёрла ноги. Когда я задал вопрос, откуда мозоли, ты соврала, что натёрла новыми коньками. Я знал, что ты врёшь, силой усадил на кушетку и забрал коньки, – как на духу рассказывает Курт, уже не пытаясь юлить или утаивать часть истории.

– З-зачем?

– Я запомнил серийный номер и выяснил, когда и где ты их приобрела. Дата покупки не сходилась с твоими показаниями, и я уличил тебя во лжи.

– Я призналась? – затаив дыхание, спрашиваю я.

– Ты снова соврала, – с милой улыбкой сообщает он. – Сказала, что стёрла ноги, пока танцевала с группой уличных танцоров.

– А я была невероятно изобретательна… – как в тумане произношу я, обрабатывая новую информацию.

– О, да, ты даже не представляешь, насколько весёлой стала моя жизнь с твоим появлением в ней, – смеётся Курт, надевая белый халат.

– Что я ещё вытворяла? Разукрасила в граффити стены центра, пыталась развести огонь посреди арены?

– Почти… – Курт загадочно улыбается, усаживаясь за стол и разбирая папки с документами.

– Понятно, снова не расскажешь? – поникаю я.

– Давай попробуем по-другому, у Дакоты, второго тренера фигуристок, сейчас окно и свободный лёд, ты бы могла покататься, а она попробует помочь тебе вспомнить что-то из вашей совместной работы.

– Звучит обнадёживающе, а я с ней не успела поссориться? Может, мне есть за что у неё попросить прощения?

– Насколько я знаю, она одна из немногих, кого ты не успела послать здесь, – смеётся Курт, вставая из-за стола и открывая мне дверь в приглашающем жесте.

– Ты же не серьёзно? – свожу брови, на что он только громче начинает хохотать, красноречиво давая понять, что я была мастером спорта по ломанию дров.

***

– Ксения, в первую очередь я хотела бы тебя лично поздравить с олимпийской медалью, ты это заслужила, и твоё выступление было одним из самых сложных и трогательных, которые я когда-либо видела.

– Спасибо, правда, я даже не знаю, о чём речь.

– Ты не видела своё выступление?

– Нет, пока нет, психолог говорит, что всё нужно дозированно узнавать, и я терпеливо знакомлюсь со своим прошлым.

– Как насчёт того, чтобы попробовать станцевать программу, которую мы с тобой готовили для Гран-при?

– Думаете, я что-то сделаю из неё?

– Ты можешь не помнить её головой, но мышечную память никто не отменял. Готова?

– У меня нет выбора, – киваю я и с колотящимся сердцем выезжаю на лёд, поворачиваюсь к Курту, который пристально следит за мной и бесит своими ямочками.

– Ты что, будешь здесь торчать? – выкрикиваю я в негодовании.

– Да, – самодовольно заявляет Максвелл.

– У тебя других дел нет? – я не хочу, чтобы он видел мою нелепую хореографию.

– Теперь моя главная миссия – это присматривать за тобой, поэтому давай, Зефирка, не тушуйся!

– Как ты меня назвал?

Мой вопрос растворяется в разливающемся вокале Evanescence и песне Bring me to life.

Конечно, я знаю этот трек, но что именно я исполняла под него, не приходит на ум. Я надеялась, что произойдёт такое же замыкание, как и в кабинете Курта, но, видимо, эти приступы озарения случаются только когда Максвелл рядом.

– Сена, не пытайся вспомнить свою программу, просто танцуй, что хочется, импровизируй! – кричит Дакота, подбадривая меня.

Я начинаю делать хаотичные движения, абсолютно не думая о том, исполняла ли я их ранее или нет. Вслушиваюсь в текст песни и пытаюсь сделать простые элементы: прогиб, затем лёгкий поворот, попытка сделать ласточку…

О, ужас! Понятно, ласточку мы больше не делаем.

Пируэт. Отлично, это кажется безоп-а-а-сным. Я чуть не заваливаюсь, но вовремя ловлю равновесие и, встав ровно на ноги, показываю Дакоте и Курту знак, что я в порядке.

Но я не в порядке, я двигаюсь как бревно!

Мелодия нарастает, и в какой-то момент слова песни отдаются во мне знакомым чувством: я знаю, чего мне не хватает! На этой мысли я встречаюсь взглядом с Куртом, и в его глазах мелькает нечто, чего я ранее не замечала. Смесь сочувствия, мучительной жажды и нестерпимой боли.

Верни меня к жизни.

Последняя строчка, как дефибриллятор, запускает цепочку новых воспоминаний: cофиты, журналисты, вспышка камеры, рваный костюм…

Wake me up!

Прыжок, гнев, глаза Мередит….

Wake me up!

Кабинет с длинным столом, паспорт, летящие папки, поцелуй…

Save me!

С кем? С кем был поцелуй?

Я продолжаю танцевать, выполняя элемент за элементом, даже не замечая покалывания в рёбрах.

Музыка заканчивается, и я останавливаюсь без финальной позы, потому что все мои мысли прикованы к незнакомцу, который страстно целует меня посреди аллеи.

– Сена, у тебя получилось! – восклицает Дакота, подъезжая ко мне. – Ты выполнила почти всю программу.

– Я?

– Да, конечно, ты не стала прыгать тулупы и свой коронный аксель, и правильно, после такой травмы это было бы слишком рискованно, но в остальном, ты посмотри, все движения в нужной последовательности, ни одно звено не нарушила и даже в пируэтах удержала равновесие!

– Да… да, получилось… – растерянно киваю тренеру, не в силах отделаться от всплывших перед глазами волнующих фрагментов.

Кто этот парень и почему он до сих пор не объявился? Мы встречались? Или расстались, поэтому он даже не прислал открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления? Я любила его? И если это так, то получается, я забыла не только Олимпиаду, но и, возможно, свою первую любовь.

Глава 50. Танцуй, детка!

Курт.

Всю дорогу домой Сена вела себя слишком тихо. Она не задала ни единого вопроса и не привела ни одного аргумента, почему я должен ей всё рассказать, а не ждать, пока она сама вспомнит. Она просто сидела и смотрела в одну точку на приборной панели. Я заметил, что после тренировки с Дакотой она стала более загадочной. Зефирка явно вспомнила что-то особенное,