Вкус Парижа - Виктория Браунли

– У тебя на голове почти ничего нет, – сказала я, но он не успокоился.

– Пойдем отсюда, – раздраженно бросил он.

– Это всего лишь голубиный помет. Не волнуйся.

– Ты ведь видела голубей в Париже? Они грязные.

«Я знаю, ты заставил меня съесть одного», – подумала я, но сделала серьезное лицо, потому что видела, что Гастон вовсе не считает эту ситуацию забавной. Он начал собираться, хотя у нас оставались полбутылки вина и закуска.

– Давай вернемся ко мне, – предложил он. – Я должен принять душ… и я хочу, чтобы ты присоединилась ко мне.

Предложение Гастона было слишком заманчивым, и я не стала отказываться, поэтому с сожалением завернула сыр, и мы двинулись к нему. Когда я мыла Гастону голову, к нему вернулась улыбка. Мы потрясающе провели время, широко распахнули окна и ловили последнее солнечное тепло, лившееся в спальню, сохраняя безопасную дистанцию от голубей. Мы постелили на пол ковер и устроили пикник, поставив вместо винных бокалов пластиковые стаканчики.

Гастон, очевидно, не привык к пикникам на природе, но я невольно признала, что его версия пикника тоже была неплохая.

* * *

Все мои приключения, собранные в сырном журнале, напомнили мне, что я жила теперь другой жизнью, не той, которую оставила в Мельбурне вместе с Полом. Мне даже не верилось, сколько сортов сыра я попробовала за последние несколько месяцев. И хотя моя каждодневная жизнь шла размеренно, время после моего приезда во Францию стремительно летело.

Серж невероятно поддерживал меня, рассказывал про новые сыры и уводил от тех сортов, к которым, по его мнению, я пока не была готова. Странное дело, он все еще был недоволен, что я выставляла картинки сыра в онлайн-пространстве, и говорил, что людям, вероятно, больше нечем заняться, раз их интересует, как я ем сыр. Когда я спорила с ним, что французская культура еды меняется и что самому Сержу стоило бы уделять ей больше внимания, он отвечал, что французские традиции важнее, чем новомодные скандинавские кулинарные веяния последних лет. То, что у нас начиналось как веселая дискуссия, переходило в серьезные споры. Но когда речь шла о французских кулинарных традициях, Серж был серьезным мужиком.

Я листала страницы моего сырного дневника и представляла себе все зимние сырные блюда во Франции, с которыми я могла бы познакомиться: фондю, раклет, тартифлет! Я знала, что эти блюда – слишком тяжелые для летних трапез – помогут мне прожить холодные дни, когда я буду нуждаться в такой помощи. Меня беспокоило все, что я слышала про европейскую зиму. В Мельбурне никогда не бывает настоящих холодов, и я с моим гардеробом, состоявшим в основном из платьев и футболок, понимала, что плохо готова к холодам. При одних лишь мыслях об этой еде мне делалось теплее и уютнее. Думая о них, я наконец встала с постели и начала собираться на работу в кафе.

* * *

Вскоре после того, как я приехала во «Флэт Уайт» и надела фартук, вошел Гастон. Я как раз вынесла в зал стопку тарелок и торопливо поставила их возле кофемашины. Вытерла ладони о фартук и помахала рукой.

– Bonjour, Элла, – приветствовал он, пританцевал ко мне и поцеловал в обе щеки.

– Salut, Гастон, – ответила я, слегка ужаснувшись, что он застал меня со стопкой тарелок. Он не заходил в кафе несколько недель, а я не поправляла его, когда он называл меня бариста.

– Я оказался тут рядом и понял, что никогда не пробовал твой кофе, – улыбнулся он.

Крис подозрительно покосился на меня. Я метнула в него умоляющий взгляд.

– Элла, не пора ли тебе сделать перерыв? – предложил он. – Давай-ка я приготовлю вам с Гастоном пару порций кофе!

Я поблагодарила его, неслышно шевеля губами.

Выпив бодрящий кофе для храбрости, я прикинула, что, пожалуй, сейчас самое удобное время прояснить ситуацию и рассказать, чем я на самом деле занималась в кафе.

– Ты знаешь, Гастон, что я вовсе не бариста? – сказала я небрежно.

– Non, ты говорила мне, что ты бариста.

– Ну, я не совсем бариста, – объяснила я. – На самом деле я помощница на кухне.

– Ты готовишь? – спросил он с таким же удивлением, какое было у меня, когда Крис предложил мне работу на кухне.

– Не совсем. Я мою посуду.

Я увидела, как у Гастона изменилось выражение лица. После этого мы долго сидели и молчали.

– Тебе нравится мыть посуду? – нервно осведомился он.

– Конечно нет. Просто я зарабатываю так на жизнь, потому что пока еще лишь частично занята в нашем фуд-стартапе, – импровизировала я. «Что плохого в том, что я мою посуду?» – думала я, подозревая, что Гастон считает такую работу постыдной.

Он выглядел задумчивым, словно пытался решить, прилично ли ему встречаться с мойщицей посуды.

– Когда-то летом я продавал мороженое на пляже в Сен-Тропе. – В его голосе звучало облегчение. – В любом случае у тебя есть и другая работа – ты пишешь. И я думаю, что ты скоро перестанешь работать в кафе, non?

– Конечно, – подтвердила я, точно зная, что, скорее всего, не перестану. Гастон не понимал, что бесплатный кофе и хорошая компания были для меня более чем достаточной причиной, чтобы остаться здесь.

Глава 26

Мама и Рэй прилетели в Париж двадцать третьего декабря, и я натужно пыталась проникнуться праздничным настроением. В Австралии я наслаждалась бы кануном Рождества на пляже, а тут вместо этого, утеплившись шарфом, курткой и перчатками, покупала маленькую и дорогущую елку. Погода, казавшаяся мне холодной в осенние месяцы, теперь выглядела мягкой по сравнению с нынешней. Надо добавить, что я по-прежнему не знала, как мне пережить морозы европейской зимы.

За неделю до Рождества Париж все больше пустел. Люди покидали город и уезжали в свои родные дома или в теплые края. Клотильда благоразумно улетела с отцом на две недели в Таиланд, а Гастон уехал к другу в Ниццу. Коллеги по работе тоже исчезли с радара, и мне осталось считать часы до прибытия мамы и Рэя.

В их первый день мы гуляли по Парижу. Начали с ближних улиц, где я показала им мой фермерский рынок и угостила кофе в «Флэт Уайт». Потом мы прошли мимо Лувра, через сад Тюильри к Елисейским полям, которые превратились в деревню с маленькими деревянными шале, торговавшими имбирными пряниками, глинтвейном и рождественскими безделушками. Летели час за часом, я пристально разглядывала Рэя, пытаясь понять, за кого моя мама скоро выйдет замуж.

Когда я встречала их в аэропорту, они вышли в зал прилетов, держась за руки. По какой-то непонятной причине Рэй надел берет помимо своей стандартной фланелевой рубашки. О боги! Он неловко стоял в стороне, пока