Вкус Парижа - Виктория Браунли

– Понятия не имею. Я его толком и не знаю, – призналась я. – Видела только один раз, когда он помогал матери в саду. Честно говоря, я и не ожидала, что она снова станет с кем-то встречаться, не говоря уж о замужестве.

– Элла, можно спросить, что случилось с твоим отцом?

– Это долгая история, – потупилась я, не слишком желая вдаваться в подробности, но не намереваясь и отметать вопрос Клотильды.

Отец бросил нас с мамой, когда я была маленькая, и я почти не помню его. Когда они познакомились, он был молодым американским художником, работавшим в одной из студий в Австралии. Вскоре после этого мама забеременела мной. Они прожили несколько лет и были счастливы, несмотря на безденежье и жизнь в своеобразной коммуне художников, но потом ему предложили работу в Штатах, и он испарился. Больше мы его не видели.

Когда мне стукнуло шестнадцать, я попросила маму, чтобы она помогла мне наладить с ним контакт. Через несколько недель она сообщила, что пыталась, но без результата. Их общие друзья сказали, что он живет где-то в горах. Тогда я так и не поняла, правда это или ложь, но через несколько месяцев мы получили письмо, сообщавшее, что он неожиданно умер от печеночной недостаточности.

Известие отправило маму в штопор, что удивило меня, потому что до сих пор она почти не вспоминала о нем. Ее реакция показала, что ее чувства к нему были сильнее, чем я думала. И хотя отец отсутствовал большую часть моей жизни, его смерть стала неким финалом для нас обеих.

Я была почти уверена, что Рэй был первым мужчиной, с кем она стала встречаться после моего отца. Судя по тому немногому, что я знала о нем, он был воплощением австралийского мужика: добродушный, надежный и добрый. Просто он не представлялся мне особенно интересным.

Рассказывая все это Клотильде, я поймала себя на том, как быстро я говорила. Мысли, жужжавшие в моей голове после телефонного разговора с мамой, теперь выдавливались из меня словно сыр с мягкой сердцевиной. И мне было хорошо.

– Ой, Элла, я и не знала, – со слезами на глазах проговорила Клотильда.

– Все нормально. Я уже много лет назад пережила это.

Я развернула Голубой корсиканский, чтоб думать о чем-то другом. Сырный брикет выглядел мокрым, липким и неаппетитным; он был испещрен тонкими линиями плесени, а не глубокими карманами, как у других подобных сортов.

– Ой, этот сыр и вправду пахнет хлевом, – выдавила я, стараясь не морщиться от ужаса. Клотильда наклонилась и тоже понюхала сыр.

– Я встречала и хуже, – ответила она, взяла нож и отхватила огромный кусок. Я отрезала ломтик поскромнее, опасаясь, что это будет первый французский сыр, который я возненавижу, если его вкус окажется под стать запаху.

Первое впечатление было неприятным. Клотильда убедила меня откусить еще. Сыр был кремовый, несмотря на сырую корку и зернистость, и в нем узнавалась безошибочная острота сыра из овечьего молока. Вкус такой, словно я лизала овцу. Не было ощущения, что соль взрывается на языке, как у рокфора; он, скорее, был равномерно соленый, и это могло бы даже нравиться, если бы не пронзительный запах, висевший в воздухе.

– Когда речь идет о таких непривычных сырах, надо всегда пробовать больше, – серьезно сказала Клотильда. – Иногда я ненавижу первый кусок, второй мирит меня с сыром, а потом я все сильнее влюбляюсь в него. Я как ребенок, пробующий овощи в первый раз.

– Клотильда, ты говоришь совсем как Серж!

– А-а, значит, ты думаешь о нем? – Она съела еще кусочек и блаженно вздохнула. – Сыр может вызывать привязанность, n’est-ce pas?

Я в принципе согласилась с ней, но в душе считала, что этот Корсиканский голубой, пожалуй, станет исключением из правила.

Я нехотя отрезала еще ломтик, тоньше первого, и положила в рот. Конечно, я могла терпеть его, но была уверена, что никогда не сумею стать от него зависимой, никогда не полюблю.

– Так все-таки какой же он, Рэй? – вернулась к прежней теме Клотильды, подкладывая себе еще сыра.

– Он нормальный, насколько я помню, – ответила я, думая о том, что он был полной противоположностью тому, каким я всегда рисовала себе моего отца. – Пожалуй, чуточку скучный. Он как чеддер среди сыров. Не думаю, что он прежде вообще ездил куда-нибудь.

– Тогда тебе надо радоваться, что ты увидишь его на Рождество, – потрепала меня по плечу Клотильда.

Я кивнула без всякого энтузиазма.

Честно говоря, я не особенно жаждала проводить время с этим почти неизвестным австралийским соседом, который станет моим отчимом, и я уж точно не могла понять, что объединило его с мамой. Но почему нет, раз они двадцать лет были соседями? Может, она просто выбрала себе надежный вариант, потому что страдала от одиночества? Это ее маленькая месть за то, что я уехала в Европу? Такие мысли крутились у меня в голове. И я понимала, что веду себя гадко, ревнуя маму за то, что она не сидела на месте и держала меня в неведении насчет ее новых отношений, но ничего не могла с собой поделать. Новость о маминой помолвке подтвердила тот факт, что я больше не была частью ее повседневной жизни, и от этого мне ужасно захотелось домой.

* * *

В тот вечер я лежала в постели и думала о Гастоне, моих родителях и голубом сыре. И вдруг поняла, что моя личная жизнь постепенно стала почти такой же сложной, как та, от которой я сбежала из Австралии. Если парижское лето было неспешным и временами одиноким, то осень и зима предвещали много событий. Я запостила в соцсети Корсиканский голубой и написала, что у меня смешанные чувства к этому сыру. Получила тут же несколько комментариев, кто-то соглашался со мной, кто-то нет. Чем больше времени я жила во Франции, тем больше понимала, что некоторые сорта сыра могут быть спорными. Я радовалась, что их так много – это позволяло быстро переходить от одного к другому, если тебе не очень нравился вкус какого-то сыра, остающийся у тебя во рту. Это был ценный урок, который можно применять в жизни.

Мой телефон ожил, и на экране появилось имя Гастона. Мое сердце забилось чаще, когда я читала его сообщение; он писал, что вспоминает наш ужин и хочет, чтобы мы все повторили в скором времени. Все повторили снова? Да, пожалуйста! Я задремала, обняв телефон.

Глава 25

Дни пролетали стремительно, и не успела я оглянуться, как наступила холодная декабрьская погода. Хоть я