Шрам - Эмили Макинтайр

class="p1">Он останавливается. Щебенка хрустит под его ногами, когда Ксандер поворачивается ко мне лицом.

– После завтрашнего дня, Сара, все изменится.

Я знаю, что он прав. Бал по случаю помолвки – это первое из многих важных событий, которые определят мое будущее. Я знаю, в чем заключается его смысл. Однако помимо осознания своего долга я впервые ощущаю что-то еще. Что-то тяжелое, пульсирующее в центре груди и вызывающее неприятное ощущение приближающейся смерти.

Закрыв глаза, я отгоняю эгоистичные мысли подальше: надеюсь, что они больше меня не потревожат.

Я ухожу вперед, но Ксандер быстро догоняет.

– Что касается других новостей, – продолжает он, – у меня есть для тебя сюрприз.

– Неужели? – усмехаюсь я. – И чем мне придется расплачиваться?

Он улыбается, надвигая на нос очки.

– Тебе понравится.

– И что это?

– Скоро узнаешь.

Наш диалог прерывается, когда из боковой двери в восточной части двора появляется Саймон. Он бежит по траве, вытянув перед собой игрушечный меч.

– Маленький засранец, – ворчит Ксандер.

Я так резко поворачиваю голову к брату, что перед глазами возникает рябь.

– Прости?

Ксандер указывает в сторону Саймона:

– Не знаю, сколько раз нужно просить его мать держать этого мальчишку подальше от глаз. Пусть сидит там, где ему место.

Желудок сжимается, желчь обжигает горло.

– И где же его место?

– Среди себе подобных, – хмурится он.

– Он всего лишь ребенок, – отчеканиваю я, чувствуя прилив гнева.

– Ребенок кухарки.

Приподняв брови, я отступаю от Ксандера.

– Ты считаешь, что из-за этого он хуже остальных?

– Пожалуйста, сестра, не будь такой наивной. В мире все зависит от статуса. Одни его имеют, другие нет.

– В чем он провинился? Цветом кожи не вышел? – Кровь в моих жилах закипает от злости.

Лицо Ксандера искажается, брат смотрит то на меня, то на мальчика:

– Он омерзителен.

Я смеюсь, не веря своим ушам. Клинки, спрятанные под платьем, позвякивают, требуя навсегда искоренить его невежество.

– О, Александр. Я думаю, что единственный омерзительный здесь человек – это ты.

Обуреваемая злостью, я разворачиваюсь и ухожу прочь.

Как он смеет.

Саймон стоит под большой плакучей ивой в дальнем углу двора, вытянув руку и выставив ногу вперед.

– En garde![3] – кричит он.

Пока я направляюсь к мальчику, в груди разливается тепло. Я невольно задумываюсь над тем, как можно быть настолько жестоким по отношению к невинной душе.

Остановившись в нескольких метрах от Саймона, я смотрю, как он сражается на мечах с воздухом. Сердце сжимается от боли, стоит мне вспомнить синяк под его глазом и голос, дрожащий от подступающих слез. Неужели он здесь один, потому что ему не с кем играть?

– Держи запястье прямо, – обращаюсь я к мальчику.

Он оборачивается, смотрит на меня, прищурив глаза.

– Привет, леди! – восклицает Саймон, направляясь ко мне. – Да что ты знаешь о драках?

– Больше, чем ты думаешь, – усмехаюсь я. – Подойди сюда – я покажу, что нужно делать.

Я зову его, и мальчик подбегает, одаривая меня красивой зубастой улыбкой.

Я разворачиваю его за плечи, поднимаю его руки, чтобы они находились передо мной, выпрямляю его осанку. Потом пробегаюсь пальцами по верхней стороне его рук, слегка подталкивая.

– Ты очень напряжен, Саймон. Тело не станет слушаться, если ты будешь жестким, как доска.

Как только мышцы его расслабляются, он берется за рукоять своего меча.

Я накрываю ладонью его руку:

– Будь как вода. Плавным и быстрым.

– Как вода? – он морщит нос.

Я двигаю его руку, показывая технику, которой учил меня отец, когда я была в возрасте Саймона.

А потом отхожу, дав ему возможность продолжить самостоятельно.

– Все верно, Саймон. Вода – самая могущественная из стихий. Спокойная, когда нужно, и яростная, когда ее злят. Никогда не суди о силе по одному внешнему виду.

Он кивает, вытаращив глаза:

– Как ты стала такой умной?

Я смахиваю с рукава невидимые ворсинки.

– Леди много чего известно.

– Правильно, никогда не стоит недооценивать женщину. Особенно эту, – раздается чей-то голос у меня за спиной.

От этого звука сердце замирает. Я оборачиваюсь и сталкиваюсь с широкой грудью и сияющей улыбкой.

– Дядя Раф, – задыхаюсь я. – Что ты здесь делаешь?

Его светло-голубые глаза сияют, оглядывая меня с головы до ног.

– Здравствуй, милая племянница, – здоровается он, тяжело опираясь на темную деревянную трость.

– Кто вы? – вклинивается Саймон, встав передо мной и направив меч в грудь Рафа.

Дядя опускает голову, и его улыбка вмиг увядает: он понимает, кто его допрашивает.

Я сужаю глаза. Потребность защитить Саймона разгорается в крови, как огонь.

– Это мой дядя, Рафаэль Битро, – я кладу руку на плечо Саймона. – А это его величество, – поясняю я Рафу, распахнув глаза.

Саймон переводит взгляд на меня.

И тут у меня перехватывает дыхание: я впервые осознаю, что его янтарные глаза имеют поразительное сходство с глазами Майкла.

В груди становится тесно.

Этого не может быть. Неужели это его отец?

Дядя Раф смеется:

– Ты, наверное, шутишь.

Я качаю головой:

– Нет, он король. Разве ты не знаешь, как принято приветствовать королевскую особу?

Грудь Саймона раздувается.

– Да. Я король, – он вонзает острие меча в ногу дяди, и я едва сдерживаю смех. – Склонитесь передо мной.

Раф поглядывает на нас, не желая мне подыграть. Его поведение вызывает во мне прилив гнева.

– Тигренок.

Услышав этот голос, я тотчас оживаю.

Мне хватает всего одного слова, чтобы в сердце зажглась искра. Я чувствую, как напрягается позвоночник, и ненавижу себя за реакцию своего тела.

Саймон разворачивается и, выронив меч, бросается к Тристану. В его взгляде читается искренняя привязанность, и я ничего не могу поделать с эмоциями, сдавливающими мое сердце.

Он его любит.

И, возможно, единственного во всем мире.

Отведя взгляд от Саймона, я встречаюсь с глазами Тристана. От этого контакта по всему животу разлетаются бабочки. Бабочки, о которых я ничего знать не хочу.

– Это ведь… – Дядя Раф берет меня за предплечье, но его прикосновение настолько холодное по сравнению с жаром, исходящим от взгляда принца.

– Да, – я отхожу в сторону, освобождаясь от его руки.

– Принц со шрамом, – шепчет он.

В груди становится тесно.

– Не называй его так, – я поворачиваюсь к дяде лицом.

– Почему он так на тебя смотрит?

Я натужно улыбаюсь:

– Наверное, удивляется, почему я все еще существую. Он не самый большой мой поклонник.

– Вот и замечательно, – отрезает Рафаэль. – Продолжай в том же духе.

Я беру дядю под руку, стараясь не обращать внимания на взгляд Тристана, прожигающий дыры в моей спине.

Глава 24

САРА

Марисоль крутится вокруг меня, проверяя, чтобы платье расходилось в нужных местах и застегивалось там, где положено. Это последняя примерка перед завтрашним балом. Мой наряд поражает воображение. Шелковая кремовая ткань отделана черным кружевом, оборки утягивают талию, а сзади тянется легкий шлейф. Рукава в четверть длины дополнены черными перчатками до локтя.

Никогда прежде я не чувствовала себя настолько красивой. Будь у меня средства на такое роскошное платье, я бы выбрала именно его. Но до недавнего времени я так не жила. У меня много великолепных нарядов, однако все они достались мне от матери – еще с тех времен, когда у нас были деньги на хорошую жизнь. Те платья, что я привезла в замок, предоставил мой двоюродный брат, чтобы никто и подумать не смел, будто у меня, дочери герцога, за душой нет ни гроша. Король Майкл не обрадуется, если узнает, что королевство существует только номинально.

Более того, он откажется верить в свою причастность к этому.

– Миледи, вы великолепны, – взвизгивает Офелия, сложив руки на груди.

– Благодарю, Офелия, – улыбаюсь я.

В ней столько очарования и невинности – качеств, по которым я так сильно тоскую. Она на три года младше меня – ей всего восемнадцать, – но мне кажется, будто нас разделяют целые миры.

Полагаю, так и происходит, когда ты сталкиваешься с жестокостью мира и его обитателей. И когда я смотрю на Офелию, на ее нежные черты лица, на глаза, взирающие на меня с благоговением, я возношу молитву с просьбой сохранить эту невинность как можно дольше. Стоит ей уйти, и ее уже не вернуть. Она просто живет в воспоминаниях, такая желанная, но всегда недоступная.

– У тебя есть