Шрам - Эмили Макинтайр

крепче смыкаются вокруг ее талии – это движение почти незаметно, но я все равно его улавливаю. И позже обязательно к этому вернусь.

С улыбкой я смотрю на девушку, искренне не понимая, то ли она наивна, то ли глупа – или, может быть, она уже позабыла, как я угрожал бросить ее на растерзание горожанам и убить всех, кого она любит.

В любом случае ее слова задевают меня за живое. Это чувство поселяется в сердце, и его отголоски пульсируют в каждой частичке моего существа, вызывая у меня тошноту.

Я наклоняюсь к ней:

– Соответствуют. Но они многого обо мне не знают.

Ее пальцы вцепляются в руки Эдварда.

– Если бы Сара узнала, чем вы занимаетесь, она бы помогла, – шепчет Шейна.

– Не произноси при мне ее имя, – отрезаю я, напрягая грудь.

– Я просто…

– Тихо. – Шагнув вперед, я прижимаю пальцы к ее губам. – Ты помнишь, что я говорил? Ты помнишь, что случится, если ты меня предашь?

Закрыв глаза, она кивает.

– Вот и хорошо, – улыбаюсь я, хотя тошнота уже прожигает желудок. – И больше не смей говорить о ней в моем присутствии.

Отпрянув от Шейны, я вновь поворачиваюсь к толпе.

– Ты с ней познакомился? – спрашивает моя мать, разглаживая руками темно-пурпурное платье. Ее седые волосы уложены так туго, что оттягивают лицо.

Вдовствующая королева никогда не выглядит менее чем безупречно – даже сейчас, после долгой дороги из загородного поместья.

– Познакомился, – отвечаю я, лежа на диване и пуская в воздух клубы сигаретного дыма.

– И? – продолжает она, наклоняясь вперед в своем кресле.

– А что бы ты хотела услышать? – Со вздохом я запускаю руку в волосы и сажусь, заглядывая ей в глаза. – Что она совсем на тебя не похожа? Да, так и есть. Она другая.

От ее хмурого вида у меня внутри все трепещет: я рад, что в ней поселилась обида еще до знакомства с Сарой. Не могу дождаться момента, когда моя маленькая лань начнет ей противостоять.

– Может, пора уже бросить курить? Отвратительная привычка. Зачем ты лишний раз омрачаешь свою репутацию?

Смех прорывается через мое горло, а раны, зарубцевавшиеся в детстве и все еще жаждущие материнской любви, пульсируют, словно новые.

– Мне трудно исполнять твои желания, мама, учитывая, что ты никогда не уделяла времени моим.

– Как несправедливо, – хмыкает она. В воздухе повисает напряженная пауза, но как раз в тот момент, когда я решаю, что она наконец заткнулась и дает мне возможность помолчать, она снова начинает говорить: – Я знаю, что ты тоскуешь по отцу. Мы все скорбим. Я, как никто, тебя понимаю. Но прошло уже два года, пора двигаться дальше и…

Я встаю с дивана и подхожу к ней. Челюсть сжимается до скрипа зубов.

– Не надо притворяться, будто ты меня понимаешь. – Присев перед ее креслом, я стряхиваю пепел с сигареты и кладу руки ей на колени, глядя на нее снизу вверх. – Где ты была в ночь его смерти?

Она поднимает подбородок.

– Это не твоя забота.

Желчь обжигает горло, гнев настолько осязаем, что я чувствую его в воздухе.

– Ты не разделяла с ним постель, ведь именно там его и нашли. В одиночестве. С посиневшей кожей.

Она выпрямляет спину, но в этот же момент в дверь раздается стук.

Одна из ее фрейлин заходит в комнату, направляется к двери и впускает Тимоти. Тот глубоко кланяется, прочищая горло:

– Ваше величество, позвольте представить вам леди Битро. Она пришла на чай.

Сердце сжимается при звуке ее имени. Почему-то мне хочется остаться – хотя бы для того, чтобы защитить ее от острого языка и когтей моей матери. И это странно, учитывая, что я только что раздувал пламя раздора, желая разрушить их отношения.

Мама похлопывает меня по руке:

– Тристан, дорогой, с тобой мы пообщаемся позже.

Я беру ее ладонь и целую тыльную сторону:

– Да, продолжим разговор в следующий раз.

Отпрянув, я встречаюсь взглядом с леди Битро, как всегда прекрасной и волевой.

Отлично.

Эти качества ей точно понадобятся.

Глава 26

САРА

Вот уж не ожидала, что буду пить чай наедине с вдовствующей королевой, а она взяла и послала за мной, будто я какая-то жалкая служанка, только и ждущая ее приглашения. По правде говоря, я не хотела ее видеть, но дядя настоятельно попросил меня пойти, объяснив, как это важно – оставаться в ее добром расположении, пока мы не обрели силу.

Поэтому я спрятала клинки под платье, оделась в самое дорогое дневное платье, велела Шейне затянуть потуже корсет и отправилась за Тимоти по коридору, хватая воздух небольшими глотками.

– Ты знаком с королевой-матерью? – спрашиваю я его.

– Да.

– И?

Тимоти вскидывает бровь:

– Что?

– Во что я ввязываюсь, Тимоти? Она роза или шипы?

– Миледи, она точно не роза, – усмехается он, когда мы подходим к двери. А потом поворачивается ко мне лицом: – Но и вы тоже. Думаю, вы прекрасно справитесь.

Возможно, мне следовало обидеться, но вместо этого в груди поселяется утешение: он прав, я не роза, и мне нравится, что он видит меня такой, какая я есть.

Дверь распахивается. Молодая леди в простом бледно-голубом платье улыбается и отступает в сторону, позволяя нам войти. У меня потеют ладони, отчего розовые кружевные перчатки начинают прилипать к коже, но я вдыхаю настолько глубоко, насколько позволяет корсет, и расправляю плечи, чтобы изобразить уверенность, которой совершенно не чувствую. Мы находимся в ее личных покоях, где я никогда не была, и меня поражает, насколько эта гостиная похожа на мою.

Темно-коричневая мебель прекрасно сочетается с красно-бежевыми обоями. В центре комнаты потрескивает огонь. Перед камином стоят две бордовые софы, а напротив – два коричневых кожаных кресла и небольшой круглый столик, на котором стоит поднос с чаем и белый сервиз с голубыми птицами и золотой каймой.

Однако не это привлекает мое внимание. С той секунды, как вошла в комнату, я сразу почувствовала его. Напряжение, витающее в воздухе, обвивается вокруг моего торса, словно веревка.

Я пытаюсь не смотреть в его сторону, но в итоге сдаюсь, потому что мой самоконтроль исчезает в ту же секунду, как только мне стоит оказаться в одном помещении с ним.

Кулон моего отца тяжелым грузом висит у меня на шее.

Наши глаза встречаются. Тристан смотрит так, словно я животное в цирке, и, хотя он находится в другом конце комнаты, кажется, будто меня выставили напоказ лишь для него. Мое и без того неглубокое дыхание сбивается, когда он переводит взгляд на мое декольте, и я напрягаю бедра, чтобы хоть как-то сдержать вспыхнувший жар.

Тимоти, прочистив горло, дотрагивается до моего локтя – только тогда я выхожу из оцепенения, отвожу взгляд от Тристана и концентрируюсь на женщине.

Королева Гертруда Фааса – это та женщина, которая стояла в стороне, пока ее сын убивал моего отца. Женщина, которая наблюдала за повешением, даже не разобравшись, что заставило его усомниться в их правлении.

Ярость пылает в моем нутре.

Сделав шаг вперед, я опускаюсь в реверанс, устилая землю бледно-розовым подолом платья:

– Ваше величество.

– Подойдите сюда, девушка, – отрезает она. – Встаньте прямо и дайте хорошенько вас рассмотреть.

Ее требовательный, даже жестокий голос режет воздух, как нож.

Я прохожу вперед и останавливаюсь перед ней – глаза ее прищурены, челюсть напряжена, взгляд блуждает по всему моему телу. Это пристальное внимание настолько раздражает, что мне впервые хочется взбунтоваться.

– Значит, вы и есть та девушка, которая хочет выйти замуж за моего сына. – Ее глаза продолжают рассматривать мою фигуру. – Неужели ни одна из ваших фрейлин не знает, как уложить эти буйные кудри?

Грубое оскорбление вызывает негодование, но я быстро беру себя руки: судя по всему, она предпочитает мелкие замечания, а не глубокие уколы.

Я посмеиваюсь.

– С такими кудрями, как у меня, справиться трудно. Фрейлины делают все, что только могут, но с природой, как говорится, не поспоришь. – Я склоняю голову набок. – Возможно, однажды вы сделаете мне прическу и покажете им, как нужно их укладывать.

Она поджимает губы.

– Почему вы достойны короны, мисс Битро? – спрашивает Гертруда с улыбкой на устах.

Не дожидаясь ее приглашения, я сажусь рядом с ней на диван.

– Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, – добавляет она.

Я так широко улыбаюсь, что щеки начинают