Долина смерти (ЛП) - Халле Карина

— Он мог обмануть, и нам просто повезло, что я не опустил свой топор. Он бы за две секунды тебя укусил. Черт, надо было снести ему голову, пока был шанс.

— Мне нужно найти Лейни, — говорю я, и уверенность оседает в моей груди камнем. — Если есть хоть малейший шанс, что она жива, как он, и может со мной говорить…

— Именно этого он и хочет, — перебивает Дженсен. — Он хочет, чтобы ты нашла пещеры, он хочет, чтобы ты последовала за ним. Он сказал нам бежать на север, но я бы не стал этому доверять. Его прислали сюда специально.

— Ты не знаешь этого, — возражаю я, встречая его обеспокоенный взгляд. — Если бы они послали его, они бы просто пришли убить нас. Они бы уже напали ночью. Почему они оставили нас в покое на последние двадцать четыре часа? Этот мальчик пришел сюда, потому что Лейни его послала. Она нас как-то защищает.

Дженсен долго смотрит на меня, и я вижу борьбу у него внутри. Наконец он вздыхает.

— Я не могу тебя отпустить, Обри. Прости.

— Отпустить? — повторяю я. — Как ты меня остановишь? Привяжешь к столбу, как Рэда?

Он вздыхает, проводит рукой по лицу и смотрит на Элая.

— Поверь, я бы так и сделал, если бы это могло тебя обезопасить. Но, думаю, последняя веревка нам понадобится для него, — он подходит и смотрит на своего друга, все еще ровно дышащего под одеялом, хотя его кожа теперь выглядит немного белой.

— Мальчик сказал, что он меняется, — и за этими словами скрывается больше, чем я говорю.

Дженсен смотрит на меня, и в его глазах я вижу страх.

— Он мой лучший друг, Обри. Я не могу его убить сейчас. И тебе не позволю. Просто… пока не позволю.

Я киваю, хотя меня все еще раздражает, что мы в тупике.

— Тогда что? Либо мы ждем, пока он превратится и нам придется его убить, либо мы связываем его и уходим. Я хочу пойти в пещеры, а ты куда?

— В Шуга Боул, — говорит он, подходя ко мне. Он останавливается, его ботинки упираются в мои, он возвышается надо мной, берет мое лицо в ладони и смотрит мне в глаза. — Ты можешь спорить со мной, Обри, но я не хочу этого. Не хочу, чтобы ты ходила в эти пещеры. Я не позволю. Тебе, может, и насрать на свою жизнь, а мне — нет. Я не хочу тебя терять, — он мягко целует меня в губы, прежде чем отстраниться. — Ты моя, целиком и полностью.

Чувствую, как сдаюсь, когда этот мужчина говорит такие слова и смотрит на меня так, будто я нечто бесценное.

Но не уступаю.

— И что нам теперь делать? — шепчу я.

Он бросает взгляд через мое плечо на окно.

— До темноты мы никуда не доберемся. Думаю, мы проведем ночь здесь.

— Значит, они придут к нам.

Он кивает.

— Да. Думаю, так и будет. Но мы будем готовы к ним.

29

—

ОБРИ

Ночь приходит словно злой хищник, высасывая тепло из долины. Я стою, прижавшись к окну, и смотрю сквозь щели в досках, которыми Дженсен забил его несколько часов назад. Луна заливает снег жутким сине-белым светом, превращая все вокруг в кошмарный пейзаж.

— Что-нибудь видно? — спрашивает Дженсен тихо, подбрасывая в огонь очередную обломанную ножку стула.

— Пока ничего, — просто отвечаю я, хотя внутри все сжимается в тугой узел. Лес вокруг замер, ни ветерка, ни звука, лишь эта жуткая, давящая тишина, предвещающая что-то ужасное.

Приход монстров.

Весь день мы готовимся. Закрываем окна обломками полок и стола. Укрепляем дверь старой кроватью. Превращаем все, что попадается под руку, в оружие — заточенная ножка стула, куски металла, согнутые в виде клинков. Дженсен нашел запас керосина для ламп, так что хоть какой-то шанс у нас есть.

Слабая защита от того, что ждет снаружи.

— Как Элай? — спрашиваю я, отходя от окна, чтобы проверить его.

— Плохо, — признает Дженсен, его лицо в отблесках огня выглядит особенно измученным. — Жар все сильнее. Как тогда с Рэдом…

Я кладу руку на лоб Элая, чувствуя неестественный жар, исходящий от его кожи. Его дыхание прерывистое, неровное, каждый вдох кажется тяжелее предыдущего. Рана на его плече ужасна — плоть вокруг темнеет, странные вены расползаются наружу, как чернила в воде.

— Скоро все закончится, — шепчу я, и ужас ледяной хваткой сжимает мое сердце.

Дженсен смотрит мне в глаза. В его взгляде нет ни надежды, ни утешения, только жестокая правда.

Он становится одним из них. Как Хэнк, как Рэд. Как Коул, если от него вообще хоть что-то осталось после той жуткой стычки с монстрами. Голод захватывает его, клетка за клеткой превращая во что-то уже не человеческое. И не просто, как Натаниэль МакАлистер или моя сестра, а в чудовище. В голодного зверя.

— Нужно связать его, — говорю я. — Пока он не…

«Пока не придется его убить», — думаю я, но не произношу это вслух. Мы оба это знаем. И когда придет время, я сделаю это, чтобы Дженсену не пришлось.

Дженсен кивает, уже доставая альпинистскую веревку из рюкзака. Мы молча привязываем Элая к кровати. Он не сопротивляется, даже не понимает, что происходит. Его глаза, когда они ненадолго открываются, затуманены, в них уже проглядывает этот жуткий, неестественный синий отблеск.

— Прости, — шепчу я, затягивая последний узел. — Прости меня, Элай.

Он что-то невнятно бормочет, его голова беспокойно мечется на тонкой подушке. Интересно, что ему снится? Какие кошмары терзают его во сне, пока голод берет верх?

Тихий шорох у окна заставляет меня замереть. Настолько слабый, что это может быть просто плодом воображения — касание сосновой ветки к стеклу, возможно, или просто усадка хижины на морозе.

Но потом это повторяется. Намеренно. Ритмично.

Не случайно.

— Они здесь, — шепчет Дженсен, его голос напряжен от тревоги.

О, боже.

Дженсен уже движется, с винтовкой в одной руке и топором в другой, занимая позицию у заколоченного окна. Я выхватываю пистолет и осматриваю маленькую хижину, проверяя каждую уязвимую точку.

Тоже встаю у окна, выглядывая через другую щель в досках. Сначала я вижу только залитый лунным светом снег и темную линию деревьев вдали. Затем тень отделяется от края леса, двигаясь с той неестественной плавностью, которую я уже научилась распознавать.

Затем появляется еще одна. И еще одна. Пять, семь, двенадцать выходят из леса и образуют полукруг вокруг хижины. Их бледная кожа блестит в лунном свете, глаза отражают жуткий синий цвет, словно у животных, попавших в свет фар.

— Господи, — выдыхаю я, считая все больше фигур, возникающих из темноты. — Их так много.

Не знаю, чувствую ли я облегчение, оттого что Лейни нет среди них.

Затем полукруг расступается, фигуры отходят в стороны, освобождая проход. Из темноты леса появляется новая фигура, двигающаяся с намеренной целью.

Она выходит на лунный свет, и у меня болезненно перехватывает дыхание.

Это мужчина, хотя его едва можно распознать. У него такая же восковая бледность кожи, как и у других, но в нем есть что-то другое — что-то более контролируемое, более осознанное. На нем надеты истрепанные остатки того, что когда-то могло быть туристическим снаряжением, ткань потемнела от старых пятен. Его светлые волосы длинными, спутанными прядями обрамляют лицо, одновременно знакомое и чудовищно преображенное.

— Адам, — шепчу я, имя срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить себя. — Это Адам. Это парень Лейни.

Словно он слышит меня сквозь стены, сквозь доски, сквозь зияющую пропасть, отделяющую человека от монстра, голова Адама поворачивается к окну. Его глаза, такие же неестественно синие, как и у других, но в то же время более живые, более осознанные, устремляются на меня сквозь щель в досках.

И он улыбается.

Не как голодающие, это обдуманное, почти нежное искривление губ, показывающее слишком много зубов — слишком острых, сверкающих в лунном свете, как отполированные кости.

— Вот же ублюдок, — комментирует Дженсен. — Это точно он. Кажется, он сильно отличается от остальных. Больше как Нэйт, чем как Хэнк.