Целительница из Костиндора - Теона Рэй

Ты б еще поискал. Нужен он нам. Лечиться-то чем будем? В травах никто не разбирается, а свечи эти колдовские сами по себе как-то работают. Я видела – подглядывала в окно. Клавка свечи жгла да камни на столе раскладывала. Ну бормотала че-то, да, поди, просто так. А че нашел? Нашел че?

– Продукты в погребе, и все.

– А в подполе?

– Пусто.

Прасковья вздохнула, с чавканьем дожевав блин.

– Помрет кто-нибудь у нас зимой, как есть помрет. Мож, это, за лекарем кого послать? Прокоп, поди, не откажется, его щас ничто не держит. Верка-то пока под замком да под присмотром. А мы приезжему дом выделим…

– Чей дом? – рыкнул Петр. – Мы сами по три семьи на хату ютимся, чей дом ты собралась выделять?

– Так это… Построим уж…

– Раньше думать надо было, когда Анку сжигали! Последняя знахарка на всю округу была!

– Ведьма проклятущая, а не знахарка! – Прасковья резко зашлась в рыданиях. – Дочь мою сгубила, какая она знахарка? Небось душеньку ее забрала да сожрала! Слышала я, что демоны эти души жрут да дьяволу поклоняются! Утопить ее надо было давным-давно уже!

– Замолчи! – еще громче рявкнул Петр. – Вот вы, бабы, сначала делаете, потом думаете! Все, остались мы без лекаря. Сами выживать будем.

– Да как же, Петя? Щас-то че нам делать? Христинка совсем плоха, ей седмица, мож, осталась. Мишке руки эта ведьма черт знает чем замотала, он ими и пошевелить не может! Прокоп вон места себе не находит из-за Верки, того и гляди сам ума лишится. Скоро зима, а мы в лес пойти не можем, шоб дров заготовить! Холодища нас ждет, позаболевают все, а делать-то че? Сундук нам Клавкин нужен, я тебе говорю – видела я, что она с ним творит! Авось мы найдем в нем чего, чтоб эту пакость, которая Ванюшку разорвала, из лесу выжить!

– Придумаем что-нибудь, – уже спокойнее сказал староста. – Домой иди, смотри за Веркой.

– Да как же придумаем-то?

– Иди домой, я сказал!

Прасковья говорила еще что-то, но ни слова было не разобрать. Захлебываясь слезами, она выскочила на улицу. Я выждала немного и вылезла, а прежде, чем войти в кухню, осторожно посмотрела из-за косяка.

Петр стоял у подоконника и гладил бледную, испуганную Зоську по голове.

– Бабушка злится, – шептала она дрожащими губами. – Почему она кричала?

– Боится, – буркнул Петр.

– Демонов, да?

– Да нет… Будущего, которое сама же и испортила.

– А как это?

– Мала ты еще, Зосенька…

– Мне уже десять!

Староста, улыбнувшись, легонько щелкнул дочь по носу, и та повеселела.

– Зося, запомни одну вещь: все, что ты делаешь сегодня, отразится на твоей жизни завтра.

– Это как тогда, когда я чуть не утонула?

– Да, как тогда. Ты пошла на озеро, хотя я говорил, что лед тонкий, а на следующий день ты заболела. А могла и вовсе умереть. Понимаешь?

Девочка в задумчивости нахмурилась.

– Наверное.

– Так вот, что-то похожее в твоей жизни будет постоянно.

– Но я больше не хожу на озеро, даже летом!

– А я и не про озеро говорю. До самой смерти тебе придется думать, прежде чем что-то сделать или сказать. Думать, во что твои слова или поступки выльются позже. Запомни, – повторил Петр. – Сначала думать – потом делать.

Зоська понятливо кивнула. Петр поцеловал ее в лоб и помог слезть с подоконника, чтобы она поела за столом, сидя на лавке.

– А… ты одна? – удивленно спросил он.

– Не! Тетя Анка спряталась где-то. Она попросила, чтобы я не говорила про нее бабуле, и я не сказала. Я же правильно поступила? Сначала подумала, что если расскажу бабушке про тетю Анку, то тетя Анка на меня разозлится, а потом я сделала – не сказала!

– Правильно. – Петр рассмеялся, оглядываясь.

Он увидел меня, застывшую в дверном проеме, и кивнул. Мол, отвел лошадь.

Завтракали остатками блинов, которые не успела съесть Прасковья. К ним я добавила копченый окорок и разогрела в печи фаршированного перепела, а Петр заварил чай из смородиновых листьев.

Зоська, наевшись, убежала к детям Лукерьи, пообещала справиться о здоровье Христины и передать нам все, что узнает. Обо мне не скажет – она даже поклялась в этом. И хоть ее клятва не имела такого же веса, как моя, я ей поверила.

– Что думаешь дальше делать? – поинтересовался Петр. Он оставался за столом, пока я убирала и мыла посуду.

– Не знаю, – честно ответила я. – Думала поехать в…

Я осеклась. А могу ли я сообщить Петру о своих планах? Наверное, могу. Сомневаюсь, что он внезапно вспомнит обо мне спустя время. Да и не пойдет никто меня искать – умерла так умерла.

– Не скажу, – бросил староста, поняв, чего я опасаюсь.

– В Лопатиху уеду. Ты ж сам моей бабушке говорил, что там ферма есть и комнаты работникам предоставляют. Поживу недолго, пока не научусь на целительстве зарабатывать, как бабушка.

– Клавдия денег не брала. Да и нет здесь денег ни у кого.

– Ей они и не нужны были, и мне тоже. Еды и помощи по хозяйству достаточно.

– В город не думала податься? Там и денег можно раздобыть.

– Кому я сдалась в городе? У них свои лекари имеются. Образованные, институты окончившие. Я даже читать не умею. А задумаю магией лечить, так в колдовстве обвинят, на костер уволокут. Да вы и сами чуть то же самое не сотворили.

– Я бы не позволил. Я твоей бабке должен и тебя бы не подверг казни.

Я усмехнулась, покачав головой. Ох, Петр. Столько лет в деревне прожил и не понял, что его слово против толпы не всегда имеет силу! Когда меня камнями забивали, он что-то никак не помог.

– Мишку проверять надо, – Я составила посуду в шкаф, вытерла руки о тряпку. – Я тебе скажу, что делать, а ты уж постарайся не выдать себя. Придумай что-нибудь, но не говори, что тебя я надоумила.

Староста кивнул. Я села за стол напротив него и выложила все, о чем думала пока готовила.

– Руки Мишкины я замотала тряпками со смесью из извести и белка – прочная повязка, вряд ли он ее повредил. Повязки надо снять и проверить, сумеет ли