Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

И когда пила противозачаточное, упорно гнала от себя мысль из чего оно сделано – всё лучше, чем никому не нужный ребёнок. А в этом времени на только материнской любви далеко не уедешь.

Как и следовало ожидать, я прождала его за полночь, но Вася так и не пришёл.

Я проснулась одна, голая и злая.

Зря только изворачивалась, сбегая из дома.

За завтраком поцапалась с Тонькой, когда та пыталась сунуть мне кусок окорока:

— Не ем я такое! Ну что не так, Тоня! Сказала же: кашу мне сделай на воде! Ну что сложного?! Неужели я так много прошу!

Та, не будь дурой:

— Я барину всё скажу! Всё скажу! Что вы не ели ничего! Что полночи его прождали! Вот он вам всыпит по первое число!

Я захлебнулась воздухом.

Во даёт!

— Сгинь с глаз моих, сама кофе сварю!

Уходила я оттуда, как от дебила-заказчика.

Когда и пар из ушей, и даже сказать идиоту ничего не можешь. Потому что идиот платит, ему и заказывать свою идиотскую музыку.

До Таврического добралась на голой злости. Ух, попадись мне! Я тебе устрою! Вот сперва успокоюсь, и сразу придумаю, что именно. Никогда я не буду серой тенью на подтанцовке в сольном номере жизни у мужика.

Странное я начала замечать только на подходе к зданию.

И правда: ворота, вопреки обычному закрыты. Перед ними толпа: орут, галдят, а за оградой… я присмотрелась: жандармы, рабочие, городовые…

— Что произошло? — дёрнула мальчишку с газетой.

— Свежие известия! — крикнул прохиндей, размахивая листком. Всем видом показывая: не скажет ни слова, покупай газету.

Монету дала не глядя, так дрожат руки.

Я снова замёрзла, пальцы не слушаются. Вытерла о платье мокрую ладонь, скорей читать:

— Сегодня 2 марта 1907 года… в 5:20 утра… Таврический… Обвал потолка… зал заседаний… пострадавших доставили… тела умерших требовать в… Господи Боже мой!

26.04

Секунда, другая…

— Ваше благородие… господин! — ворота открылись, сквозь толпу протиснулся человек. — Там остались… кто-то? Ж… жертвы?

— Барышня, — не останавливаясь, он устало хотел от меня отмахнуться.

— Там был мой муж, — я вцепилась в его рукав.

Въедливый взгляд на мои пальцы, затем на лицо.

Я никуда не уйду! Не уйду и не отстану! Мне нужен ответ!

— Всех пострадавших увезли, там никого не осталось…

Я не стала дослушивать!

Подхватила юбку и бросилась к извозчикам, взяла первого попавшегося. О том, чтобы прочитать в смятой газете адрес морга, не может быть и речи. Я еду в госпиталь. И не уйду оттуда, пока не найду Васю.

Отче наш…

Должно быть, никогда в жизни я не молилась так истово. Не зная других молитв, губы шептали раз за разом ту единственную. Договаривала, и снова, сначала.

Не может быть. Просто не может быть! Чтобы я сама, своими собственными руками отправила его туда! Господи Боже мой! Лучше бы он оставался в своей армии…

Больница была переполнена. Врачи, медсёстры, сёстры милосердия… грязные, забрызганные кровью, они сновали между беспорядочно разбросанными ранеными. Кто-то лежал без сознания, другие громко кричали, некоторые корчились на полу.

Десятки, если не сотни людей!

Среди них бредут такие же, как и я, всматриваются в перепачканные лица.

Оглядела сидящих, лежащих на полу… мужчина, такой бледный, землисто-зелёная кожа сливается с побеленной стеной, он встретил мой взгляд и через секунду потерял сознание. Сидя.

Его следует хотя бы уложить, чтобы ему смогли правильно оказать помощь, это я помню ещё со своего экзамена по вождению.

Где-то там, возможно, всеми забытый, лежит и молча корчится мой муж, не издавая ни звука… я не могу терять время на людей, которые и так скоро бы погибли.

Все они только мешают Васе, мешают мне…

Иди, не смотри, не слушай! Только лица, он – не он.

Никто тебя не стал бы спасать. Никто не помог бы. Это не люди, это больные фанатики, одержимые идеей утопить в крови Васин мир. Мой мир!

Каждый думал бы о себе и своих родных… иди вперёд!

Громко закричала женщина, у койки больного без сознания. Чёрт! Ну почему ты сама не удосужилась почитать, как сделать массаж сердца?!

Иди, Алиса.

Он где-то впереди. И, возможно, ему ещё хуже, чем им всем.

— Сударыня, помогите, — мужик, крестьянин, сидит у стены в позе лягушки, скорее всего переломан весь, если интуитивно сел именно так. Бёдра, таз, позвоночник… это может быть что угодно!

— Я не могу, — я присела к нему на корточки, — мой муж где-то здесь, я обязана его найти. Вам нельзя шевелиться. У вас могут быть повреждены внутренние органы, и сломан позвоночник. Это правильно, что вы так сели. Врач обязательно освободится и поможет. Не меняйте положение.

Быстро пошла дальше.

Чёрт вас всех дери!

Я обошла весь огромный зал, так и не найдя никого, вышла прочь, наверх, на верхние этажи.

Палата за палатой – я нигде его не находила.

Вся провоняла кровью и болью, смертью.

Я не уйду! Он должен быть где-то здесь!

Пыталась поймать, задержать врача, на что получила лишь благородный гнев – не мешай!

Ни медсёстры, ни санитарки не знают ни имён, ни фамилий пострадавших.

В палатах его нет, я вернулась в зал.

У человека, лежащего на койке с краю, почти в коридоре, прямо из волос сочится струйка крови. Я ещё раз окинула взглядом зал – никого более подходящего не увидела. Рядом только люди, одетые значительно беднее. У этого и запонки сверкают, пока он тянется к голове, и бриллиантовая булавка на галстуке.

Прекрасно понимая, что могу зря потерять время – не факт, что с черепно-мозговой он что-то помнит, но я пошла.

— У вас травма головы. Раз идёт кровь – вряд ли это простой ушиб. Я помогу вам, если позволите, — усатый мужчина лет пятидесяти кивнул. — Будет немного больно. Нужно остановить кровь, я надавлю на рану.

Мне никогда не приходилось оказывать первую помощь.

Даже в редкие чп на стройке, всегда присутствовал кто-то из охраны труда – это их работа.

Сняла с шеи платок, оторвала кусок, приложила к с виду неглубокой ране. Нажала.

— Я очень надеюсь, что обойдётся, только кровотечение из головы – уже плохой знак, — объясняла, туго обматывая его голову другим куском платка. Часть сунула в карман. — Главное, что кровь