Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

Два: и я на холодной постели.

Три: принимаю его в себя с криком удовольствия, которого, словно бы, и не испытывала никогда в жизни…

И это снова была лучшая наша ночь.

Да, пусть мне каждый раз думается. Пусть мы снова не сняли одежду, но это был только первый раз, утолить этот первый голод, задавить эту блоху-тоску, изводящую меня по капле каждый раз, пока он не со мной. Но у нас была целая ночь. Ночь, в которую мы почти не спали. Пока любовь не победила эгоизм: он чёрт знает сколько не отдыхал, Алиса! Угомонись, ты-то можешь выспаться и завтра, а он, сколько ему ещё работать…

Привет-привет! Я на минуточку, только хотела сказать, что, как ты сама понимаешь, я не могу в этой истории охватить всё, что бы мне хотелось. Возможно, есть моменты, которые я пробегаю по верхам, не углубляясь, просто я не знаю, кто ты, и насколько хорошо погружена в события, что происходят сейчас, в этом времени. У меня есть телеграм-канал. Там всё-всё об этой истории: почему Слепцов? Кто такие Косы и где они жили на самом деле, цитаты из дневников людей, живших тогда, мои собственные мысли и всё то, что мне приходится изучить и перелопатить, чтобы написать эту историю. И косяки, да. Они тоже там)))) #books_for_rest

25.04

Много!

Немерено!

Каждый подшитый мной протокол заседания просто сочился ядом.

В каждом цирк с конями: любое предложение, любой закон из госсовета, от императора, подвергался критике и в хвост, и в гриву. Некоторые депутаты их нарочито чихвостили, другие высмеивали.

Чувство такое, что собрались они не политикой заниматься, не стране служить, не людям помогать, а критиковать правительство и монарха. Отвратительно!

У меня руки чешутся, чтобы не бросить на стол очередной талмуд и не ворваться в зал заседаний с криком, что все они идиоты.

И Вася там один, среди них.

— Василий Александрович, вот так встреча! — никакая не случайная. Я уже двадцать минут, как освободилась, куковала в коридоре, что ведёт в уборную.

Утянула его за колонну, пользуясь тем, что время вечернее, редкие плафоны на стенах не дают хорошего света, а пока случайный свидетель разберёт, кто там кого зажал… короче – не разберёт.

Сразу поцелуй. Взрослый, глубокий, подтверждающий серьёзность моих намерений. Я зашла с козырей, пока он не начал ломаться.

— Дорогая моя… — опьянённый взгляд, только стоило оборвать поцелуй.

— Дорогая, да не слишком, — надула губки, глянула обиженно, чуть отступила. — Была бы дорогая, вы бы не забыли обо мне на столько времени… — мужские руки потянулись ко мне, но были биты.

— Алиса, я…

— Вы, Василий Александрович, если бросили меня, так сказали бы. А так, знаете ли изводиться, думать, что вы, да как…

— Ты же шутишь… — прошептал и подхватил меня на руки. Боже мой, чего мне только стоило не улыбаться! — Не можешь не шутить. Не может моя Алиса такое обо мне думать! — прокружившись со мной на руках, поставил на ноги: — или это другая какая барышня, моей любимой прикинулась? — прищурился, — потому что моя Алиса умница, каких на свете нет. Моя Алиса знает, что я ей принадлежу всецело и никогда не откажусь от неё, она сама… от меня…

— Ну хватит! — стукнула его в плечо. — Вася! — притопнула, — я соскучилась! Ну как мне быть, ты весь в делах, а я? Я же не могу так долго… одна!

— Душа моя, я тревожить не хотел, чтобы родители ничего не заподозрили… думал ждать, до последнего, — притянул меня к себе, крепко сжимая в объятиях, — соскучился так, что мочи нет, — шумно задышал в волосы.

— Допоздна сегодня?

— Да чёрт с ним… приходи? Пожалуйста, — и столько страха в голосе, — придёшь? Я приеду, как только смогу, а если буду поздно, ты ложись, я сразу к тебе…

Приду, ну конечно, приду.

Домой примчалась только за вещами, да для отвода глаз.

Мать повздыхала, Коса, как всегда, не было дома. Заикнулась, что хотела бы жить одна, раз теперь работаю.

— Ты ведь не порвала со своим офицером, да?

Впервые на меня смотрела не загнанная, чопорная мать семейства. Мне даже показалось, что сквозь дневное платье на меня смотрела… женщина. Живая, настоящая!

Я даже не успела ответить.

— Правильно! У каждой женщины должна быть своя история любви, — мадам Кос поправила очки, которые надевала только при домашних, — у меня её не было. Я только и видела, что роды и… роды, — она впервые говорила с Алисой о таком, женском, — ничего не видела, а когда кончила рожать, то уже… ты умная девочка. А он любит тебя… — она не отрывается от вышивки, словно говорит о чём-то незначительном, — если он и разобьёт тебе сердце, то хотя бы ты будешь жить, зная, как оно, когда тебя так любят. Иди к своему офицеру, отцу скажу, что ты у Мари. Сама его подготовлю, не говори пока про отдельную квартиру…

Они не целовались. И не обнимались.

Я понятия не имею, как заведено в других семьях, но эти австрийцы никогда не целуют своих детей. Я плюнула на их правила и крепко сжала эту, так рано постаревшую, от многочисленных родов, несчастную женщину. Не как свою мать, а как женщину, чувствуя такую щемящую благодарность.

Застёгивала шубу, когда она вышла и протянула мне бутыль с поллитра.

— Он должен сам о таком позаботиться, но если нет, возьми. Там всё написано. Спрячь, и храни у него, не приведи Бог, отец найдёт, — я поцеловала её в щёку, — лучше так, чем в заключение. Бог простит мне мой грех.

Точно! Я так привыкла, что у меня нет и не будет детей. Что мне, замужней женщине не нужно думать о безопасном сексе, что забыла напрочь!

Дура! Ну какая же я дура! Если здесь Слепцов к детям относится так же, как и там – забеременей я, ни о каком счастье с ним не может быть и речи! А если сразу откажется от Алисы? Родить без брака – здесь это днище. Аборт – если попадусь, меня ждёт суд.

Попрошу Павлова быть моим адвокатом!

А если серьёзно – спасибо матери Алисы.