Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская

Что бы ни заставило его вломиться среди ночи в покои повелителя Имхары в обход всех правил и церемоний, пахло оно бедой. — Вы посылали гонцов третьего дня, с клювачами. Вот, — кланяясь, не вставая с колен, он протянул свернутое письмо. — Клювач вернулся раненым, владыка, я подумал, что это может быть важно.

Теперь Асир его вспомнил — старший птичник при клювачах.

Печать на письме была нетронута, желтоватую бумагу пятнали темные потеки впитавшейся и засохшей крови.

— Хорошо. Ты будешь награжден. Ступай, займись птицей. Стража! Сардара ко мне! Немедленно!

Асир разжег лампу, вскрыл письмо и, выругавшись, смял в кулаке тонкую бумагу. Баринтар! Не самый дальний лепесток, но самая тяжелая дорога. Нариман, владыка Баринтара, и без всяких задержек с почтой приехал бы последним, а каждый лишний день может оказаться роковым. Подумалось вдруг — надо спросить у Лин, как в их мире обстоят дела со срочной связью, может, расскажет что-то полезное. Хотя сейчас это не поможет, только если на будущее.

Мысль о пришлой анхе отчего-то показалась приятной. При всех своих странностях Лин была из тех собеседников, которые умеют рассказывать. Без излишних подробностей, по существу, и в то же время не пресно и не скучно. А еще за ней было любопытно наблюдать. Она, например, и не думала смущаться в ситуациях, когда любая другая анха как минимум изобразила бы смущение, зато могла вдруг взволноваться и раскраснеться на пустом месте. Это забавляло.

В последнее время Асиру было не до бесед с Лин. Имхарская охота, давным-давно ставшая не просто прихотью и развлечением дохнущего от скуки владыки, а священной традицией, выдергивала его из столичного дворца на несколько дней, а то и недель. На этот раз честь принять у себя владыку досталась ближним предместьям, так что Асир за три дня успел и поохотиться, и наградить лучшего ловчего, и отсмотреть зверей для бойцовых ям, для войска и для питомника.

— Звал, владыка?

От Дара густо и пряно несло течной анхой, был он встрепан, полураздет и разгорячен.

— С Дикой сняли? Хорошая ночь была? Вот, любуйся, — Асир швырнул ему мятое письмо. — Клювач вернулся раненым. Что с гонцом, неизвестно.

— Бездна! Наверняка отрекшиеся, — Дар не орал, а шипел, что выдавало крайнюю степень злости. Но Асиру было плевать.

— Значит, разберись наконец с ними! Второй месяц пошел! — Он стиснул зубы, сдерживая рвущуюся наружу ярость. Вспышка оказалась такой силы, что потемнело в глазах. Асир тяжело оперся на низкий столик — тонконогая легкая дрянь, которая предназначена для того, чтобы швырять в башку идиотам. Медленно выдохнул — пока еще мог держаться и держался, на пределе сил, привычно глуша кипящий гнев, стараясь не вымещать его на всех подряд. Как учил когда-то отец, как учился столько лет сам. При Даре можно было позволить себе все — больше друг, чем советник, больший псих, чем его психованная трущобная анха с зелеными глазами, запах которой сейчас въедался в ноздри и щекотал гортань. Он бы понял, может, даже ввязался бы в драку, а может, стерпел, потому что давно привык, а сейчас еще и знал причину. Но Асир не собирался поддаваться искушению, пока мог.

— Я тебя предупреждал! — получилось глухо, рычаще, но получилось. Он по-прежнему соображал и контролировал ситуацию. — Значит, так. Отряд в Баринтар — немедленно! Десяток на зверогрызах, за каждую потерянную минуту они отвечают головой! Свяжись с Фаизом. Пусть выяснит, что с гонцом. Даже того, что он знал, слишком много для этих ублюдков. И вы двое! Решаете проблему раз и навсегда до прибытия первых посольств, или становитесь главным блюдом на церемонии кормления акул, невзирая на все заслуги. На этот раз я не шучу, Сардар.

— Две недели? Ты не шутишь, ты издеваешься. Может, мне сразу зарезаться, а?

— Три, — Асир поморщился. — Вахид умный старик, он посчитает, сколько будет скакать делегация из Баринтара, и не станет торопиться, приедет в самом конце. Первыми появятся харитийцы. Иди. И скажи там, пусть пришлют ко мне Ладуша.

Запах анхи взбудоражил. Все эти дни Асиру было не до утех, Лалию он с собой на охоту не взял. Счел, что той пока хватит острых ощущений, а то окончательно свихнется от вседозволенности и чужой боли. Было ли ошибкой разрешить анхе, пусть и митхуне, не просто смотреть, а участвовать в казни? Вряд ли. Скорее блажью — Асиру хотелось увидеть, как это будет. И он увидел. Наблюдал, как ненормально расширяются зрачки, когда Лалия смотрит на истерзанного Рыжего, как кривится рот в сладострастном пугающем оскале, когда на белую кожу, на дорогие тряпки брызжет живая, еще теплая кровь убитого наконец кродаха. Как подрагивают ноздри и скользит по забрызганным кровью губам язык — осознанным, неторопливым движением. Лалия была не просто довольна, она выглядела почти невменяемой и больше всего напоминала обожравшегося упыря. Интересное зрелище. Но на охоту пришлось ехать одному.

А теперь хотелось соития, долгого и жаркого, хотелось выплеснуть остатки гнева, выместить на ком-то раздражение. Лалия для этого подходила идеально. Потому что принимать боль в постели любила не меньше, чем причинять ее другим за пределами спальни. Асир застыл у распахнутого окна. Запах течной анхи мутил рассудок и не думал выветриваться. Последняя вязка с течной была у Асира… когда? Недели две назад? Светловолосая Нарима, жеманная, нежная, всегда стремящаяся угодить, умудрилась напиться эликсира плодородия. Ладуш, конечно, учуял запах, влил ей средство против зачатия во все дыры. Асир лично пообещал Нариме сослать ее к нижним, если вздумает повторить. Наследников он не хотел. Пока — нет. У него еще будет время, и на то, чтобы привыкнуть к мысли о собственном отцовстве, и на то, чтобы найти анху, которая станет достойной матерью будущего владыки. Лалия тоже не хотела детей. Идеальная митхуна, как ни посмотри. Идеальные отношения двух человек, которых связывают друг с другом доверие, понимание, плотская страсть и общие тайны. Ничего больше.

— Владыка? — появившийся Ладуш отчаянно боролся с зевотой. — Что тебе не спится, а? Я думал, после охоты поднимешься хорошо если к обеду.

— Пришли Лалию. Вздумает наводить красоту или увешиваться побрякушками — гони в чем есть, скажи, что мне не до того. Пусть тащит сюда свою задницу, ничего больше.

— О-о, — протянул Ладуш, — я думаю, тогда она точно вцепится в зеркало, и придется применять силу. Ты же знаешь, она обижена и так просто не простит тебе охоту,