Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская

Ублюдок довольно ухмыльнулся и сместился вниз. Теперь вылизывал ее между ног, а Хесса орала не переставая, ругалась, выла, кляла Сардара на чем свет стоит — и все больше тонула в жарком, незнакомом наслаждении. Было хорошо, было, бездна все побери, настолько хорошо, что впервые в жизни хотелось не отключиться скорее, а держаться, как можно дольше держаться за эту гробанутую реальность. Чувствовать.

Она сорвалась, когда язык Сардара толкнулся внутрь. Это было уже чересчур. Безропотно открывать рот, подставляться горлом под член самых смелых идиотов, не испугавшихся, что откусят, к бестиям, в процессе, думать только о том, как бы не блевануть — нормально, привычно, а так — чересчур. Тело, безвольное, непослушное, радовалось, заходилось от счастья, а Хесса смотрела, как Сардар ухмыляется, облизываясь, и пыталась высмотреть, угадать хотя бы намек на расплату. Рыжий бы за одно подозрение в таких желаниях вывозил лицом в дерьме, вытрахал в хлам, до крови и разрывов, и отдал кому-нибудь из своих безмозглых агрессивных уродов. Но Сардар сам полез! И сейчас не злился. Даже запах не изменился, только стал еще гуще и слаще. Хотя куда уж больше — Хесса и так тонула в нем, захлебывалась, растворялась, уже совсем не понимая, что происходит. Зачем и почему именно так?

— Душистая, — сказал он, стирая смазку с лица. Весь измазался, пока… — Расслабься и не смотри так. Не загрызу.

— Катись в бездну! — Хесса поджала губы, отвела взгляд. Она все равно не верила, потому что так не бывает. Не с ней. И уж точно не здесь, где на каждого конюха по десятку чистеньких изнеженных анх.

Сардар расхохотался, громко, заразительно, так что снова невыносимо захотелось посмотреть на него. На влажную полоску белых зубов, на твердую линию скул и губы.

— Ты серьезно хочешь, чтобы я укатился? А ничего другого не хочешь?

— Хочу! Знаешь же, что хочу, зараза! Издеваешься?

— Даже не начинал.

— Так начни. Сколько можно?

— Чего? Чего можно? — ухватил пальцами подбородок, приподнимая, заставляя смотреть на себя вот так — близко, нос к носу, губы к губам. И что-то сломалось в Хессе. Она рванула Сардара за плечи, опрокидывая на себя, сжимая коленями. Вцепилась в волосы, притираясь всем телом, вжимаясь мокрой от смазки и горящей от невыносимого желания промежностью, скалясь от злости на себя и на этого напыщенного, богатого, знатного ублюдка, который не понимал или не хотел понимать.

— Вставь уже, — выдохнула, прикусывая зубами прохладную мягкую мочку, цепляя языком ухо. — Давай, сволочь! Перина твоя промокнет к шайтанам.

Сардар извернулся, просовывая руку вниз, и Хесса захрипела, почувствовав в себе пальцы. Сжалась от удовольствия, пытаясь вобрать их глубже. Мало. Мало-мало-мало! Еще чуть-чуть — и станет много. Вытерпеть бы.

— Расслабься, бестолочь, — Сардар обхватил свободной рукой ее затылок, ероша волосы. — Больно не будет.

Какое там «расслабься»! Тело сводило судорогой, колотило дрожью, и было уже почти плевать на боль, на все, лишь бы вставил наконец, лишь бы перестал изводить, дразнить, обещать небывалое, невозможное — удовольствие вместо боли, а не вместе с ней. Первую в ее гробанутой жизни нормальную вязку и нормальное утро после вязки — без мучительного стыда и ненависти, залечивания побоев и вытряхивания заначки ради обезболивающего зелья ублюдка Сального.

Ладонь надавила на затылок, губы прильнули к губам. Хесса напряглась — вот сейчас… — но и целовал Сардар неправильно, не как Рыжий, прокусывая губы и язык до крови, а… мокро! Так же, как лизал. Влезал языком в рот, обводя губы изнутри, проводя кончиком по деснам, а пальцы тем временем перебирали волосы — перебирали, чтоб это все изогнулось и нахлобучилось! Нежно! Как будто он и в самом деле ласкал, а не готов был, чуть что, сжать кулак и рвануть, едва не сворачивая шею.

За этими мокрыми, неправильными поцелуями Хесса даже не заметила, как Сардар вынул из нее пальцы. Спохватилась, лишь ощутив, как входит член — медленно, невыносимо, издевательски медленно! Всхлипнув, рванулась навстречу… попыталась рвануться, но Сардар будто ждал — прижал к кровати, вмял в перину всем своим весом, лизнул ухо и выдохнул прямо туда, во влажное:

— Спокойно. Не дергайся, дурища.

И продолжал входить неторопливо и осторожно, давая притерпеться, привыкнуть. Хесса чувствовала, ясно, отчетливо чувствовала, как крупная головка проходит все глубже, но больно не было. Не было больно!

— Как? — шептала она, сама того не замечая. — Как, бездна тебя забери, сволочь, почему, — но тут Сардар вошел до конца, помедлил, поцеловал еще раз и плавно, размашисто качнулся.

Хессу подбросило от удовольствия. Она взвыла, цепляясь за него — руками, ногами, прижимаясь всем телом, готовая умолять — еще, больше! Но умолять не пришлось, тот двигался, придерживая ее за плечи и пристально вглядываясь в лицо, бездна его знает, зачем, — двигался, и с каждым толчком она выла, скулила и ругалась, но не от боли, а от сладкого, такого сладкого, что рыдать хотелось, наслаждения. Разум ждал подвоха, но тело стонало и просило еще, таяло и плавилось, подстраивалось под заданный ритм, под этого неправильного, сволочного кродаха, и перед тем, как снова сорваться, Хесса ужаснулась последним незамутненным краем сознания — впервые в жизни она хотела не просто вязки, любой, как угодно и с кем угодно, лишь бы не сдохнуть, а хотела вот этого конкретного кродаха. Хотела, чтобы тот брал ее снова и снова, чтобы не отпускал и оставался рядом, хотела дышать его запахом, густым и сладким, чувствовать в себе его семя, как сейчас, или слизывать со своего лица — если захочет и так тоже.

— Легче? — спросил Сардар, слегка отстранившись, но не вынимая член. — Еще сейчас хочешь, или спать?

— Спать, — Хессу наконец перестало колотить и корежить, и глаза закрывались сами. — Потом еще.

— Хорошо, — он что-то добавил, вроде про еду и умывальник, но было уже плевать. Хесса спала.

Глава 12

— Владыка! — Асир вскинулся, в полусне хватаясь за кинжал, вскочил с постели и замер. У дверей рухнул на колени клиба в одеждах дворцового слуги, дышал тяжело, и Асир, вбросив кинжал в ножны, спросил:

— Что?

— Умоляю простить, владыка, я осмелился не ждать до утра, — клиба частил, хватал воздух и кусал губы.