Ее кровь, его тьма - Лира Алая

— Почему ты такой… — я не успела договорить, потому что в груди что-то оборвалось.

Он молчал, и в тишине я чувствовала, как теряю смелость. Слишком много мыслей было внутри, слишком много страха и неуверенности.

— Если честно, то мне страшно, — выдавила я наконец, потому что не могла больше держать это в себе. — Я не хочу сейчас говорить о моей честности.

Он приподнялся чуть, посмотрел на меня так, что в его взгляде зажглось неожиданное тепло. Было видно, что слова мои тронули его. Он молчал несколько долгих секунд, и эти секунды тянулись, как проволока.

— Я готов принять от тебя любую правду, — произнёс он тихо. Это было почти исповедью, и я услышала в нём честность, которую обычно не давали слова. Сердце сжалось от радости и страха одновременно.

Я без излишних слов потянулася к нему, и губы сами шепнули:

— Не отпускай меня.

Он на мгновение замолчал, затем тихо ответил:

— Это навряд ли, сладкая. Мы уже связаны.

Его ответ был прост и твёрд, но в нём уже не звучали прежние угрозы исключительно как игра. В его голосе было что-то устойчивое, не подлежащие колебанию — как камень, на который можно опереться. Я прижалась к нему крепче, чувствуя, как дрожит всё тело.

Мы лежали так ещё долго, обмениваясь теплом и тишиной. Его руки не отпускали, его дыхание было рядом, и в этом молчании, в этой близости, в этих неотрешённых словах закладывался для меня новый смысл. Я хотела верить, что между нами не только договор, а что-то большее, что я ощущала прямо сейчас. Не названное пока никак, но настоящее

Глава 16

Я впервые проснулась не одна. Его грудь была у меня под щекой — твёрдая, холодная, и всё же до странного надёжная. Михаэль лежал неподвижно, будто каменная статуя, и лишь лёгкое движение его руки, обнимавшей меня, выдавало, что он не спит. Я почти боялась открыть глаза, боялась нарушить этот зыбкий миг, который так хотелось продлить.

«А что если бы это было всегда?» — промелькнуло в голове. Просыпаться так каждое утро, не думая ни о проклятых договорах, ни о тайнах, ни о его прошлом. Просто дышать его запахом, ощущать себя рядом с ним женщиной, а не обедом.

— Проснулась, сладкая? — его голос прозвучал тихо, но в нём была такая нежность, что сердце дрогнуло. Он склонился и поцеловал меня в макушку.

Я сжала пальцами его рубашку, не открывая глаз, будто от этого зависела моя жизнь.

— А что если я не хочу просыпаться? — мой голос прозвучал почти детски. — Хочу вот так лежать с тобой. Чтобы никуда не нужно было идти.

Ответа не последовало. Тишина, тяжёлая, вязкая, как туман, растеклась между нами. Я ждала — хотя бы вздоха, хотя бы какого-то намёка на то, что он услышал и понял. Но он молчал.

Я вдруг остро ощутила, как висит над нами тень — невидимая, но неотвратимая. Вчерашний вечер ничего не решил. Я по-прежнему была в подвешенном состоянии: нужна ли я ему? Или он просто играет?

— Ты опять расстроена, — констатировал он сухо, и его пальцы мягко коснулись моего подбородка, заставляя поднять лицо.

Я упрямо отвернулась.

— Не заставляй меня ломать тебя, — в его голосе прозвучал нажим, почти угроза. — Скажи, что произошло? Тебя тревожит моя сестра или что-то другое?

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Чем больше он настаивал, тем меньше мне хотелось говорить. Но молчание жгло.

— Мне страшно говорить с тобой, — всё же выдохнула я.

Я подняла глаза — и в его взгляде впервые мелькнуло что-то, что заставило меня застыть. Там было удивление. Может быть, даже страх. А во мне боролись надежда, нежность и боль. Боль женщины, которая слишком многого хочет от мужчины, для которого, кажется, её чувства ничего не значат.

— Я понимала, на что шла, когда будила тебя, — слова давались с трудом, дыхание перехватывало, но я не могла остановиться. — Но, наверное, не до конца. Я была готова отдать жизнь. Но если бы я знала, что придётся положить на стол ещё и свое сердце…

Я не заметила как мой голос сбился. В каждом слове звучало отчаяние. Я впервые произнесла это вслух — призналась.

Он смотрел на меня так, будто я ударила его ножом. Шок. Недоверие. Холод, который с каждой секундой крепчал в его глазах.

— Ты путаешь вожделение с любовью, — наконец сказал он. Его челюсти сжались, тело напряглось, будто он сдерживал ярость. — В тебе говорит яд. Я не собираюсь тебя убивать. Выполню договор — и исчезну из твоей жизни.

Словно молот ударил по груди. Всё рухнуло в один миг.

— Нет! — я вцепилась в него, будто пытаясь удержать, не дать уйти. — Я ничего не путаю!

Он отодвинулся, и это было страшнее, чем если бы он закричал. Отодвинулся — и я почувствовала, как будто во мне вырвали сердце.

— Я думал, ты благоразумная женщина, — его голос стал ледяным. — Что ты понимаешь разницу между любовью и влечением. Но ты не знаешь обо мне ничего. Ни моей истории. Ни того, что я совершал. Ты даже не представляешь, кто я.

— Но я вижу тебя! — отчаянно возразила я. — Ты бы давно мог убить меня. Ты согласился найти моего брата. Ты заботился обо мне в мелочах. У меня к тебе чувства… какие бы они ни были, но они есть.

— Вздор, — он резко поднялся с кровати и начал одеваться.

Я села, глядя на его спину, и слова сами сорвались с губ:

— Зачем ты тогда так со мной? Целуешь, обнимаешь, остаёшься ночью рядом? Ты жесток!

Он обернулся. В его глазах мелькнула боль, но губы изогнулись в холодной усмешке:

— Мне жаль тебя. Если я уйду, тебя начнёт ломать. Если вампир пустил свой яд по венам, выход один — получать его снова и снова. Это нужно, чтобы жертва была посговорчивее.

Мир закружился перед глазами. Я осознала, что он только что назвал меня жертвой.

— Значит… я жалкая? — голос дрожал.

— Я не говорил этого! — он вспыхнул. — Не коверкай мои слова.