Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова
Возвращение читать книгу онлайн
Не то беда, что царицей стала боярышня Устинья, а то беда, что царь оказался зол да глуп. Так и пошла жизнь, от страшного к смертельному, от потери ребенка и гибели любимого человека к пыткам и плахе.
Заточили в монастыре, приговорили к смерти, и гореть бы царице на костре, да случай помог. Много ли, мало заплатить придется, чтобы назад вернуться, да ошибки свои исправить — на любую цену согласишься, если сердце черным пеплом осыпалось. Не для себя, для тех, кто тебе дороже жизни стал.
На любую цену согласна Устинья Алексеевна, на любую боль.
Вновь идет боярышня по городу, по великой стольной Ладоге, и шумит-переливается вокруг многоцветье ярмарочное, повернулась река времени вспять.
Не ошибись же впредь, боярышня, не дают второго шанса старые Боги.
— Господь меня отовсюду услышит. Ты-то чего, старче, с царем не поехал?
Макарий крепче посох стиснул.
Чего-чего!
Тебе-то, змее, и не понять! У тебя и кости по утрам не болят, и кашель не мучает, и… и… список-то можно бесконечно продолжать, восьмой десяток уж пошел! Так поедешь в эту пору, да и не вернешься. С болезнью сляжешь! А на кого Россу оставлять? Есть сменщики, да достойного никак не приглядеть! Нет в них силы душевной, огня нет! Не справятся они!
Зар-раза!
— Пойдем, государыня, помолимся. Ты о супруге, я о детях ваших, чтобы дождаться их успел, на руки взять…
Марина глазами сверкнула.
— Успеешь. Дождешься.
Развернулась, черная прядь взлетела, руку патриарха зацепила, тот ее сбросил, ровно змею — и ушла. Бедра крутые алой тканью обтянуты, зад такой, талия — пальцами рук сомкнутых обхватишь…
Как есть — змея.
Дождаться б царевича, окрестить. Там уж и помирать можно будет…
* * *
Апухтины.
Николка Апухтин гостьюшек не встречал, не по чину то боярину. А вот супруга его на крыльце ждала.
— Евдокиюшка, радость-то какая! А это старшенькая твоя, Устяша?
— Растут детки, Танюша. Мы не молодеем, а они растут. А твоя красавица где ж?
— Сейчас тоже выйдет, все уборы примеряет. Илюша с вами не приехал?
— В палатах он сегодня. На службе царской. И супруг туда ж поехал…
Татьяна Апухтина скривилась. Почти незаметно, но для Усти явственно. Словно досадой потянуло, как от кислого зеленого яблока, аж рот слюной наполнился.
А вот так оно…
Никола Апухтин хоть и боярин, а только не в Думе он. И советов у него государь не спросит, и в хоромы царские его отродясь не приглашали. Шубой не вышел. Или шапкой.
А вот Заболоцкого позвали.
И Таньку Апухтину досада разбирала. Где справедливость-то?
Чего в той Устинье такого? Что в ней царевич углядел, чего в ее дочке нет? Та, небось, и бела, и румяна, и… и вообще! Лучше она!
И сама Татьяна…
Хотя тут ей лишь зубами скрипеть оставалось. Боярыня Евдокия, хоть и старше возрастом, а выглядела куда как лучше. Пышная, статная, настоящая женщина, хоть спереди, хоть сзади поглядеть приятно. И обнять, и погладить.
Самой Татьяне приходилось и юбки нижние пододевать, и в рубаху кое-что подкладывать. И все одно — муж ворчал, что тоща, как высохший мосол. А он-де, не собака, костей не грызет.
А что Таньке делать, когда она всю жизнь такая? Ни сзади, ни спереди… дрожжи хлебные не помогали, заговоры не действовали. В юности тоща была, в старости костлява стала.
— Проходите, гостьи дорогие, мне из лавки винца принесли дорогого, франконского, сладенького. Можно себя побаловать. *
*- забавно, но водку особенно на Руси не пили. А вот легкое вино, медовуха — было. И женщины вполне могли выпить в компании подруг. Прим. авт.
— Благодарствую, — Евдокия лебедью проплыла, Татьяна наново зубами скрипнула, на Устинью поглядела.
— И ты проходи, боярышня. Сейчас моя Машенька спустится, найдется вам, о чем поговорить.
— Надеюсь на то, боярыня. Сестрами нам быть с ней, когда сговор состоится.
Боярыня кивнула.
А и то неплохо.
Сейчас Устинья так говорит, надобно, чтобы потом слова свои не позабыла. Да, ходили по столице сплетни, не удержишь. И что приглашали Заболоцкого к государю, и что царевич с Устиньей Алексеевной, вроде как, виделся. К отцу ее зачем-то приезжал…
Точно никто не знал, ну так сами сплетники чего захотят, додумают.
Устя потихоньку оглядывалась.
В той, прошлой жизни, никто ее сюда не приглашал. Да и к чему?
Сидит девица, шелками шьет, вот и пусть сидит себе. И хватит с нее.
А сейчас шла, думала, что глупа боярыня Татьяна. Понятно, мода всегда есть, на франконское, на лембергское, на джерманское…. Только моду сочетать надобно. Глупо ж!
Стена лебедями расписана, а на ней картина из Франконии. Баба на кушетке лежит, кавалер ей руку целует. Оба так изогнулись, словно и костей у них нет. Живому человеку так и не сподобиться-то!
Печь росская, изразцовая, а рядом с ней столик туалетный, перламутром отделанный. И уместен он тут, как седло на коровушке.
На столе набор столовый, джерманский, дорогущий, да боярыня половину не знает, куда приткнуть. Вот эти щипчики для торта, а она их в орехи колотые положила. Устинья ей про то не скажет, пусть ее. А только вещи мало покупать. Надобно вкус иметь и понимание.
А вот и Мария Апухтина.
Устя ее такой и помнила. Не в мать боярышня пошла, в отца. Статная, ширококостная, с пшеничной косой, с громадными карими глазами… у матери ее глаза тоже карие, но маленькие и острые, словно две иголки. А Мария смотрит на мир…
Мария смотрит на мир глазами раненого животного.
Нипочем бы Устя это раньше не заметила, не поняла. А вот поди ж ты! И дорогой летник, шитый речным жемчугом, и убор девичий — ничего не спасало. Не скрывало этой тоски.
Заныло в груди. Шевельнулся под сердцем горячий черный огонек.
Устя и сама не поняла, что с ней случилось.
Подошла к Марии, за руку ее взяла.
— Здравствуй, Машенька. Надеюсь, подружимся мы.
— Здравствуй, боярышня.
— Называй меня Устей, Машенька. А как породнимся, можешь сестрой звать.
— Хорошо, Устя.
— Вот и ладно, — боярыня Татьяна захлопотала над столом, ровно курица, ручками замахала. — Давайте, девочки, я вам винца налью, попробуете сладенького…
* * *
Пять минут, десять, полчаса, час…
Боярыни сплетничали.
Устя молчала и слушала. Вино она даже не пригубила. Под стол выплеснула. Знает она это франконское, Истерман с Федей делился. И рассказывал, что сладкое-то оно сладкое, да есть в нем подвох. Пьется, ровно водичка, а потом ноги не ходят. Перебьется Устя без такой радости.
И Мария вино не пила. Так, пригубливала для вида. Сначала боярыня Татьяна им за то пеняла, потом, после третьей рюмки, уже и внимания не обращала.
Устя до руки Марии дотронулась.
— Машенька, не вышиваешь ты?
— Бывает.
— Может, пройдемся, ноги разомнем, о вышивках поговорим?
Мария дурой не была, так что…
— Матушка, мы ненадолго.
— Куда⁈ — возмутилась боярыня.
Маша к ее уху наклонилась, пару слов шепнула, боярыня рукой махнула.
— А, ну идите тогда…
Устя и так знала, что боярышня сказала. До ветру им надобно. Как тут не отпустить?
Впрочем, туда они не дошли.
Устя на боярышню посмотрела строго. Научилась в
