Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова

— Где мы побеседовать можем? Так, чтобы не услышали нас, не подслушали?

Мария оглянулась затравленно, но Устинья отказа не приняла.

— Я-то и здесь могу, да только у стен уши водятся. Тебе, боярышня, надобно, чтобы твои дела все холопы знали?

Не надобно. Так что Мария повернула в свою светелку. Внутрь прошла, дверь закрыла, к окну отошла. Отвернулась.

— Чего ты от меня хочешь, Устинья Алексеевна.

— Правды. Понятно, что мой брат не люб тебе. А кто — люб?

Спрашивала Устинья наугад, да угадала верно. Мария всхлипнула, руками всплеснула.

— Откуда ты…

— Откуда ведаю? А чего тут сложного? Мир не без добрых людей. Как зовут-то его?

— А про то тебе не донесли?

— Ты рассказывай, Машенька. Не хочется ведь тебе позора?

— Боярину, отцу твоему, про все ведомо.

— А жить тебе не с боярином, жить тебе с Илюшей. Когда узнает брат, как обвели его, неуж порадуется?

Машенька разревелась.

— Порадуется, огорчится… что мне до него за дело-то⁈ Когда доченька моя, кровиночка моя…

— Рассказывай, Машенька. Не бойся, не враг я тебе. И брату счастья хочу. Как отец тебя выбрал, так нам с братом только смириться остается. Ну так по-разному можно сделать. А там, где тебе хорошо будет, там и брат счастлив окажется, разве нет? Все одно ж, правда выплывет. Так пусть сейчас, не после свадьбы.

Маша Устинье в плечо уткнулась, слезы потоком хлынули.

А история-то самая обыкновенная, неинтересная даже.

Созрела девица-красавица рано, фигура уж как у взрослой, а ум еще девичий. И приглянулась она одному из друзей отцовских. Она-то и не думала ничего плохого, сама не поняла, как на сеновале оказалась. Просто отказать не смогла.

Да и не ждала подвоха…

Сложно ли опытному мужчине с наивной девкой справиться? Минутное дело!

Всего пару раз и было-то! А потом живот на нос полез.

Ох, как родители орали. А Маша и сама не понимала, что с ней происходит. У нее и крОви не прекращались, она думала, пополнела просто.

Мать так злобилась, что даже страшно было. Ходила к знахарке, хотела зелье у нее взять, да та сказала, что поздно уж. Ребенка оно убьет, да Марию тоже….

Рожать пришлось.

Девочка у нее получилась, Варварой названная, Варенькой… уж такая хорошая, да ладная… сокровище, а не малышка.

Устя о таком и не помнила из той жизни.

Хотя…

А ведь было что-то, на самой грани памяти… вроде как Маша затяжелела, а к ней из деревни нянька приехала, с малышкой. Помогать.

Куда она потом делась?

Кажется, Илья ее обратно отослал. Может — это оно?

Узнал он обо всем, сжалился, разрешил Маше дочь забрать, она к нему и прикипела. Сначала из благодарности, потом просто… Илюша — он такой. Он хороший, просто его твердой рукой вести надобно, а какая там у Маши пока рука? Ничего, Устя ей поможет.

Проверить?

— Сейчас твоя дочка где? В имении?

— Родители сказали, что как я послушна буду, и замуж выйду, они Вареньку при себе оставят, воспитают, пропасть не дадут.

Да уж, это не девство порушенное. Такое-то бабы испокон веков подделывают. И склянки с кровью прячут. А вот рожавшую от нерожавшей отличить — можно. Есть признаки.

Потому и договорились родители. Потому и приданое за Марией богатое.

— Машенька, так что ж ты? Давай я с Илюшей поговорю? Пусть Вареньку к себе забирает, да и признать ее можно, почему ж нет?

— УСТЯ⁈

Маша так на нее смотрела, словно чудо чудное увидела.

А и то — другая б кричала, ногами топала, обвиняла ее во всем — довольно таких попреков Маша от матери наслушалась. А вот понимания не ожидала. И поддержки.

Растерялась, носом шмыгнула, Устя ее обняла.

— Когда Илюшка скажет, что его это дочь, никто и не возразит.

— Так ведь имя же! Семейное! Наследное… кровь чужая!

— Машенька, ну так девочка же! Ей род не наследовать, все одно замуж выйдет. Разве плохо?

— Х-хорошо.

— Вот и давай с Илюшей поговорим? Втроем встанем, нам и родители не возразят? Им оно тоже выгодно будет со всех сторон.

— Выгодно?

— Машенька, дочь твоя полов не протопчет, лавки не просидит. Зато ты довольна и счастлива будешь. А довольная жена — и муж счастлив. Разве нет?

— Д-да…

— И родителям твоим хорошо. Будут всем говорить, что не дотерпели вы с Илюшей до свадьбы, а как призналась ты им, так и повенчали вас. Вот, сразу после Рождественского поста и обвенчают, как можно будет. Как раз и малышку привезти успеют, и Илюша все обдумает.

— Устенька…

Устя едва успела Машу подхватить — боярышня ей едва в ноги не рухнула.

— Миленькая, родная, сделай это! Век благодарна буду, век за тебя Богу молиться стану, на руках брата твоего носить буду… верните мне доченьку!

Устя обнимала несчастную, по голове гладила, и чувствовала, как под сердцем горит теплом черный огонек. Правильно она все сделала. Верно.

Может, и гибели напрасной избежать удастся? Пусть живет Машенька, пусть дочку свою нянчит, Илюшке еще десяток малышей рОдит — и ладно будет.

Ведь не об отце малышки она печалится, не было там любви, а за ребеночка своего она горло перегрызть готова.

Может, и правда так было.

Уломала она Илюшку, тот и поддался. А Машенька его и полюбила в благодарность. Тогда Устя не заинтересовалась, ну хоть сейчас наверстает.

— Сегодня же с братом поговорю. И тебе грамотку пришлю. Коли согласится Илюша… ох! Завтра поговорю. В палатах он сегодня. Очередь его на карауле стоять.

— Хорошо, Устяша.

— Завтра, как сменится он с караула, поговорю я с ним. И тебе отпишу. Бог милостив, может, завтра к вечеру он и к отцу твоему приедет?

— Спаси тебя Бог, Устяша.

— Машенька, Бог тому помогает, кто сам рук не покладает. Вот и давай сделаем… родители решили, а жить-то вам, с Илюшей. Пусть вам хорошо будет, и я за вас порадуюсь.

— Добрая ты…

— Не добрая я. Разумная. Подумай сама. Больше нас будет, род крепче станет. Да и вы с Илюшкой друг друга лучше поймете, стоять друг за друга станете. Мало ли, что в жизни случится, а вы друг друга и поддержите, и опереться сможете. И я, ежели что, к вам