Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова

— Устя… когда получится — все для тебя сделаю.

— Сделай. Будь счастливой, Машенька. И я порадуюсь.

* * *

— Боярин, сможешь ли ты такое сделать?

Когда б сейчас кто боярина Данилу Захарьина увидел, не поверил бы себе.

Разве ж боярин это?

Бледный весь, трясется, глаза, ровно у жабы, выпучены.

— Да ты что⁈ Ты в уме ли⁈

— Что тебя так пугает, боярин? Тебе и надо-то самую малость сделать!

— Такое? Нет, не могу я. На такое — не пойду.

— Магистр сказал — должен будет.

— Ума ваш магистр лишился! Это ж верная души погибель! И не проси, и не умоляй. На такое — не пойду.

И так это было сказано, проси — не проси, уговаривай — не уговаривай.

Конец.

Ну, когда так…

— Жаль, боярин. Очень жаль, что не помощник ты нам.

Данила и ахнуть не успел. Тонкий стилет ровно вошел, уверенно, аккурат между ребер, к сердцу. Только и смог, что глазами хлопнуть — а потом и все. Темнота накатила, вниз потянула, куда-то…

Посланец Ордена равнодушно смотрел на мертвое тело.

Сейчас он уйдет. Просто не сию секунду…. Стилет забрать надо, а выдернуть — кровь брызнет, надо подождать пару минут.

Вот он и подождет.

Жаль, конечно, полезный боярин был. Да не он один у Ордена есть. А отпускать? После услышанного?

Не смешно даже. Неуж сам боярин не понимал, что так оно и бывает?

Шаг, второй, третий, потом бег, а потом и с обрыва. А не кинешься, так подтолкнут тебя.

Не согласишься? Уберут.

Потому как знаешь много, разболтать можешь много, а совесть для предателя и вовсе роскошь непозволительная. Смешно даже.

Душу погублю…

Если дело Ордена требует — и погубишь! И ничего страшного!

Если Магистр приказывает — слушаться надо, а не перебирать, тут могу сделать, там не могу… все ты сможешь. Вообще все.

А вот это сю-сю, му-му…

Ты не знал, куда пришел? На что соглашался?

Стилет был извлечен из раны, обтерт об одежду мертвеца и спрятан в потайной карман. Жаль его, хорошая сталь, витиеватая…*

*- аналог дамасской, прим. авт.

Тело боярина Данилы Захарьина осталось лежать в ничем не примечательном доме на окраине Ладоги.

Когда его найдут?

А вот это убийцу вообще не волновало. У него было другое задание.

* * *

— Илюшенька, приходи, куда обычно.

Илья и ждал этих слов, и радостно ему было, и боязно.

И решительно как-то на сердце.

Словно не к красивой женщине он шел, а в бой. Тяжкий, может, и без надежды на победу.

Но — шел.

Вот и комната потайная, вот и Маринушка, на подушках раскинулась, к себе его манит…

Илья как вошел, так и упал на колени.

— Не вели казнить, любимая, дозволь слово молвить.

Маринушка бровки точеные подняла.

— Что случилось, Илюшенька. Аль не люба я тебе?

— Люба! Как никогда люба! А только лгать я тебе не смогу, Маринушка, не насмелюсь. Отец меня женить решил, сговор устраивает. Простишь ли ты?

Царица задумалась.

— Женить? А на ком?

— На ком скажет. Я невесту, поди, и не видывал ни разу.

— Илюша, бедный… — ревнивые нотки в голосе ушли, успокоились, и Илья добрым словом сестру вспомнил. Устя посоветовала, умничка его родная…

— Я все твои слова помню, Маринушка, помню, сказала ты, что коли твой буду — то ничей более. Весь я в твоей власти, скажи, что мне сделать теперь? От невесты отказаться, отца ослушаться?

И это ему Устинья подсказала. Предложила — говори, пусть она за тебя решит. Ей то лестно будет, а как уж решит… там и смотреть станем.

Марина задумалась.

Илья так и стоял, голову вниз опустил. Ждал.

И почему-то так легче было.

Когда красота невероятная в глаза не била, когда не ранила, и мысли легче текли, и увереннее… почему так? Илья и сам себе на вопрос ответить не мог.

Так вот.

Шорох послышался рядом, Марина с кровати поднялась, одеяние набросила, шелками прошелестела.

— Огорчил ты меня, Илюша. Опечалил.

— Прости, Маринушка. Что прикажешь — то и сделаю.

Царица рядом прошлась, по голове погладила, ровно зверя ручного, ноготки шею царапнули…

— Послушный сын — радость для родителей. Ну, коли так… женись, Илюша. Когда отец тебя сватает?

— Сразу после поста, чтобы жениться можно было.

— Вот и женись. А я тебя после свадьбы позову. Может быть…

— Государыня!

— Поделом тебе! Вон поди, тебя проводят!

Марина в ладоши хлопнула, сенная девка появилась.

— Иди, Илюшенька. Иди отсюда…

Илья и пошел, голову повесив. А только…

Три дня назад еще, не ушел бы никуда. На коленях ползал, голову бы об стену разбил. А сейчас идет, вот… и помирать не собирается.

Зато шепот сестры мерещится.

— Иди, Илюшенька. Все хорошо будет, я знаю. Даже коли кричать будет — терпи. Обойдется. Хуже, как обиду затаит, да мстить примется. Тогда все наплачемся.

Умна у него сестренка. И как он раньше про то не догадывался?

* * *

— Мишенька, радость моя!

— Ксюшенька! Птичка моя райская, яблочко спелое…

Каких только слов парень для девки не найдет. Особливо, когда не люба она ему, а только надобно, чтобы она послушала, да сделала, как велят.

Аксинья про то не догадывалась, слушала, как музыку.

— Мишенька, меня в палаты царские не пускают. Не берут с собой.

Вот и ладно.

Нужна ты там, как прошлогоднее… гнилое яблоко.

Но вслух Михайла то не сказал.

И обнял, и приласкал, и погладил, и успокоил.

— Ксюшенька, неужто ты на сестру родную управы не найдешь? Ты у меня умница, все у тебя получится… сделай вид, что одумалась, поняла все… вот и видеться чаще сможем!

Аксинья закивала.

Михайла довольно улыбался.

Вот ведь дура набитая… но и польза от нее есть. И он все про свою красавицу любимую знает. И царевичу расскажет, что тому надобно. А царевич слушает, радуется, Михайлу приближает…

А рядом с царевичем — выгодно. Приятно рядом с ним, сытно, спокойно… да и просто так в палатах царских побывать…

Михайла уже пару сенных девушек в тихий уголок затащил, а почему нет? Коли бабы тают от красивого наглеца? Пользоваться надобно!

А еще….

Разные ведь случаи бывают.

Где монетку прихватишь, где камушек, а места, чтобы добычу сбыть, парень и так знал хорошо. Пусть пятую