Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова

Глава 18

* * *

Может, и не нашли б боярина Данилу никогда.

То есть, нашли б его тати какие, обобрали, да и тело в Ладогу скинули. Очень даже возможно такое было. Но убийце не повезло.

Случай подвел.

Город же, подворье к подворью рядом стоит. Пусть и небольшой, а все ж забор, клочок земли.

Вот у соседа собака и подрылась.

Чего уж там почуяла, шавка неугомонная, кто ее знает? Но вот! Прорылась к соседу — а по подворью не носится, села да завыла.

Кто собачьи повадки не знает, тому в удивление. А мужик сообразил быстро.

Подумал немного, соседа кликнул, да через забор полез. А что ж?

За собакой.

А чего она сидит, воет?

Так ведь… заглянуть надобно обязательно! Вдруг кому захужело? Всяко ж бывает, прихватит сердце, так и не крикнешь, и на помощь не позовешь! Тут соседи и помогут!

Они и полезли помогать.

Дверь в дом открыли — там боярин. А кто ж еще-то? Чтобы в дорогом бархатном кафтане, в шубе собольей, парчой крытой, а уж драгоценностей на нем — выдохнуть страшно!

Что тут делать?

А вот то.

Слово и дело кричать! И погромче, погромче.

Правда, пока один кричал, второй к трупу приглядывался… и драгоценностей потом на боярине всяко поменьше оказалось. Растворились, наверное.

Бывает.

Стража мигом прибежала, принялись мужиков расспрашивать, а одного за телегой послали. Не на себе ж тело боярина тащить? А отнести надобно, они-то Захарьина мигом признали.

Хватать? Тащить?

А кого? Они б схватили, только… глупо это.

Стоят два мужика, бороды чешут… не дураки. Но и так убить — не под силу им будет! Лопатой прибили б, али вилами закололи — оно понятно. Но чтоб стилетом, в сердце, да с одного раза?

Убийца это.

Не мужик какой.

Не такие уж ярыжки идиоты, чтоб не понимать этого.*

*- И управления были, и патрулировали город, и преступников искали. Не идеально, но пытались. Очень забавные, кстати, были патрули при М. Ф. Романове. Но были. И русские города были на порядок спокойнее многих, именно благодаря принятой системе. См. записки С. Герберштейна. Прим. авт.

Пока телегу ждали, десятник мужиков принялся расспрашивать. И про собаку узнал, и про подкоп — чего тут не узнать? Прорылся пес от души, как еще забор стоит?

Кому подворье принадлежит? Так сосед особо и не знает, приходил человек, назвался Петром Полушкиным, сказал, что подворье откупил. Пока оно заброшено, что есть, то есть, так Петру покамест и не надобно. Человек в другом месте живет, ну так не бросать же имущество? Потом на сем месте сын отстроится. Второй. А покамест приедет он время от времени, проверит все…

А чтоб не простаивало подворье, он может людей прислать, работы какие поделать.

Может, приедет кто. Случай — он разный бывает, иногда с бабой надобно так встретиться, чтобы о том не знал никто…

Ярыжки кивали.

Эти доводы и им понятны были.

Есть у человека деньги? Прикупил он домик. Авось, не прокиснет, не молоко. А чтоб уж вовсе дом пустой не стоял, пользуется им, то так, то этак… бывает!

А вот что в нем боярина убили…

Видел что?

Слушал?

Сосед только головой покачал.

Участок-то считай, в начале переулка находится, большая улица рядом. Собака — и та уж ни на кого не брешет. Разве кто на подворье полезет, тогда порвет. Но молча.

Смотреть, кто уехал, кто приехал, да когда?

Некогда!

В том и дело, что некогда, неохота, своих дел хватает. Было б что интересное, к примеру, царь бы приехал — не упустят. А просто так? Один человек приехал, второй пришел, потом лошадь пропала куда-то, а второй… да тоже ушел, наверное.

Когда б не Хватайка, кобель паршивый, и не поинтересовался бы никто, пролежал бы боярин до весны. Ярыжки это отлично понимали, и было им грустно.

Расследовать такое никто не умел.

Увы — висяк.*

*- такого слова в те времена не знали, но расследований и правда не вели. И в других странах тоже. Нормальная полиция появится еще не скоро, века через 2, прим. авт.

Ох, что начальство скажет!

Жуть, что скажет. Уцелеть бы!

* * *

Дарёна Аксинью отчитывала — только пух летел во все стороны.

— Да в уме ли ты, девка⁈ К первому попавшемуся бегать? Думаешь, нужна ты ему⁈

— Твое какое дело, старая⁈ — привычно отругивалась Ксюха.

— А чье ж еще? На моих руках выросли, я вас и люблю, как родных. И я тебе так скажу — когда баба на сеновал до свадьбы бегает, свадьбе и не быть!

— Я с ним не… он не… целовались мы только!

— И то получше будет! Ты ж дочь боярская, кто тебя за него замуж отдаст?

— Мишенька сказал, поженимся, как сможем. Отцу в ноги кинемся — простит.

— Может, и простит. А жить где будете?

— Мишенька у царевича ближник.

— Так не у царя же! Что там ему Фёдор даст? Денег немного? Ни вотчины, ни состояния так не сколотишь, на побегушках-то.

— Он справится.

И ни малейшего сомнения в голосе. Дура влюбленная незамутненная. На Устиной памяти таких много было. Сколько их Михайла растоптал? Бог весть. Ей и считать не хотелось, десятки и сотни. И все свято в нем уверены были.

Он же не такой, он же любит, не бросит, не подставит…

И то верно. Не такой. Гораздо хуже. Но Устя ничего сестре не сказала, понимала, что только хуже будет. Вместо этого…

— Нянюшка, ты бы короб с лекарствами взяла, да сходили, пока лекарь не придет. И Аксинья на свое «счастье» посмотрела бы, успокоилась, и ты за ней приглядишь. И то… парень пострадал, помощь ему всяко надобна.

Дарёна посмотрела на одну боярышню, на вторую…

— Пойдем, Аксинья. А ты, Устя, тут сиди.

— Да, няня.

Усте и не хотелось никуда. Она вот брата дождется, поговорит с ним, потом с отцом они поговорят. Но это уж завтра, не раньше. Может, спать лечь? Пойти помолиться, да и на боковую?

Так Устя и сделала.

Жаль, спокойного сна не получилось. Вновь и вновь выплывали ненавистные зеленые глаза, усмехались алые губы…

— Иди ко мне, Устиньюшка. Не упрямься. Может, и уйдешь ты завтра к другому, но с моими поцелуями на губах гореть будешь!

Лучше и вовсе не спать, чем так-то… тьфу, гад!

*