Фрейлина - Тамара Шатохина

в самом начале успела признаться, что терпеть не могу… не люблю ни играть на инструментах, ни танцевать — мои слабые стороны и никакого удовольствия. То ли дело — смотреть и слушать.

— Стоит просто изменить свое отношение к этим вещам, — советовала Ольга, — когда-то и я не преуспевала, и более того — Мария Павловна (сестра пап а) советовала мне оставить рояль. Мол, у меня нет способностей к музыке. Я решила доказать и ей, и себе, что они есть. Впрочем, когда есть стихи…

— Не все они удачны, — уточнила я для Александры.

— Наверно, такое естественно для любого пиита, порой капризная муза лениво дремлет, — всерьез заметила Натали. Остальные с пониманием кивнули, принимая загадочный вид.

— Ты готова, Таисия? — хлопнула в ладоши Александра Федоровна.

К этому времени я чуть успокоилась, а еще понимала, что сейчас решается важное для меня. Да и всегда умела входить в рабочий настрой с полу-вдоха. Ну и началось…

Прослушав вариант романса в голосе и уже кое-каком сопровождении, Александра Федоровна задумчиво постучала пальцем по губам, глядя куда-то в сторону. Помолчав, пообещала пригласить назавтра Алексея Федоровича. Мне велено было прибыть в Коттедж с раннего утра. Уточнять я не стала — Ирма всяко знает когда оно раннее. Но поинтересовалась шепотом у Натали — о ком речь?

— Львов Алексей Федорович, директор Придворной певческой капеллы. «Боже, царя храни» его сочинительства. А еще он скрипач-виртуоз… возможно, твой романс получит еще и срипичное сопровождение. Государыня высоко его оценила, Таис, — так же шепотом ответила девушка. А мне тут вспомнилось другое… это ее слухи назначили первой возлюбленной цесаревича Александра Николаевича. Но тут не били даты, Натали в них никак не вписывалась. Или же во фрейлинских списках допустили неточность.

Да, история не чурается и сплетен, и в ее случае твердо постановила — виновна! Хотя разные источники разошлись во мнениях и склонялись к тому, что влюбленность может и была, но до дела так и не дошло. По другой легенде Натали устояла, но молодой мужчина нуждался… поэтому сестра Мария подтолкнула к нему одну из своих фрейлин, без проблем прыгнувшую в постель наследника.

Кажется, Елизавета… Александр не оставил ее и после женитьбы. Интересно бы взглянуть — по слухам, грубовата и на вид, и в общении, а фривольные куплеты ее сочинения распевали в кабаках. То есть… озарило меня — зажиматься, как я, и следить за каждым словом может и не нужно, просто держаться в рамках приличий. Я вежливо поблагодарила Ее величество за высокую оценку «моих» стихов.

— Можно «всемилостивая государыня» — мы в ближнем кругу, — шепотом подсказала мне еще одна девушка — Варя. Очень хорошенькая, темненькая, как цыганочка и возрастом постарше.

— Скорее всего, Таисия к нам ненадолго. Хотя тебе и твоим сочинениям здесь будут рады и впредь… если появится еще что-нибудь, настолько же достойное внимания, — милостиво кивнув мне, Александра о чем-то негромко поговорила с дочкой и почти сразу ушла на свою террасу в кресла — неважно себя чувствовала. За ней и те девушки в пунцовом бархате — штатные.

На прогулку я выходила во влажной нижней сорочке и с такими же ладонями. Во рту наоборот — пересохло, лицо застыло маской, а руки то беспокойно мяли косу, то намертво сжимались на ручке зонтика.

— Выдохни уже, на тебе лица нет. Я тоже первый свой день провела в полуобмороке. Даже споткнулась и упала — хорошо, никто не видел, — призналась со смешком Варвара.

— Варя, а твой род?..

— Дубенская. Аннет — графиня Виельгорская.

— Да, я стараюсь запомнить, волновалась тогда и сейчас тоже…

А в голове вертелось другое — я здесь ненадолго…

Всё дело в том долге.

Н-ну… в это время понятие чести еще что-то значило. Императрица отдает долг чести… а дальше мы с Елизаветой Якобовной ей не интересны. Это ясно из ее слов — рады будем, но только если еще что-то придумаешь. Старшая горничная — не подруга… значит, при царице и горничными служили дворянки. А маменька… муж умер и она берет от жизни… императрицы в том числе, все, что может. Почему нет? То ли, чтобы мою жизнь лучше устроить, то ли исполнить мечту мужа о титуле. Александра, правда, платит по-царски — княжий титул, еще и хорошее приданое… его дают каждой фрейлине. Поэтому и шифр вручили — чтобы все официально, даже если я числилась всего несколько дней.

Непонятно тогда про списки. Хотя может просто не успели внести… а потом уже я показала себя вроде и адекватной, и она решила — пусть все идет, как идет. Так теперь и проще, и быстрее всего.

Так что… за меня уже все решили и это замужество с Весниным. Может она его и посоветовала маменьке. И вроде не трагедия… там я смогу продавить что-то из медицины — уверена. Если хорошенько подумать, то вспомнить смогу не так и мало.

И что тогда — на этом все? Это мой предел здесь? И на кой тогда все эти нервы⁈

— Вы настолько задумались, Таисия Алексеевна, что совершенно не принимаете нас во внимание, — раздался вкрадчивый мужской баритон рядом.

Я вздрогнула. Испуганно проморгалась, оглядываясь — Загорянский. Высочество шел впереди и смеялся чему-то вместе с Ольгой. Поискав взглядом красивого мрачного Дубельта, не нашла его. Жаль… А мы уже подходили к воротам, Александрия осталась позади.

— Сергей Фаддеевич… рада вас видеть. Да, задумалась и переволновалась — сегодня мой первый день на службе, а она будет короткой. Думаю, после свадьбы в моих услугах больше не будет надобности. И вместе с этим прекратятся возможности, — пробормотала я, с сомнением кося взглядом на мужчину. Получится, нет?

— И в чем же эти возможности? — поинтересовался он с готовностью. И даже чуть подался ко мне — весь во внимании.

— Хотелось узнать кое-что о флоте, а вы как раз флотский офицер. Моей сильной чертой всегда являлась та самая логика. И даже математику я люблю больше музыки. Это немного не по-женски, но я умею анализировать, во мне развито аналитическое мышление. В Институте причин… или возможностей приложить его к чему-то не было, но выйдя оттуда… эти три месяца стали для меня очень наполненными. Я много наблюдала, читала и слушала, и теперь вижу некие несоответствия… мне нет покоя от этого. А что вы так странно улыбаетесь? — взглянула я, наконец, вверх — ему