Фрейлина - Тамара Шатохина

государстве. И все-таки, несмотря на начальственные загоны, Николай был хорошим любящим отцом, да и мужем тоже (все-таки мужские потребности существуют). Но хорошим он был, похоже, при условии полного подчинения воле отца семейства.

Александра Федоровна такому требованию полностью соответствовала. Была и послушной достойной женой, и поддержкой во всех начинаниях, и крепким тылом. Нервы не мотала. Вплоть до того, что терпела в своих фрейлинах Нелидову. Последние годы Николай забил на короткие романы и имел постоянную фаворитку.

Один раз, правда, жена таки взбрыкнула и умчалась в Италию на воды, прихватив с собой и любовницу мужа. Николай бросился вдогонку и возвращались они уже втроем. Что там, как там?.. Но Нелидова продолжала оставаться фрейлиной Александры даже после смерти императора.

Я и его в этот день увидела. Мельком правда — зашел к дочери, чтобы сказать, что опять намерен вместе с Карлом смотреть войска и вернет его только к семейному ужину. Чувство такое… намеренно держал расстояние между женихом и невестой до свадьбы. Он был еще интересен внешне — очень высокий мужчина в красиво сидящей форме. И это все, что я заметила перед тем, как склониться в поклоне. Все мы так и «сидели», склонив головы, пока он не ушел, но недолго — минутку?

Очередной шок я не получила… наверное, психика уже приняла действительность. Да и бесконечно поражаться все-таки трудно.

До этого мы половину дня оформляли подарки от Ольги всем родным и близким — по случаю ее свадьбы. Саму помолвку я пропустила, до свадьбы оставалось несколько дней, а сделать нужно было еще очень много.

Картины, игрушки, книги, коробки с именной посудой императорского фарфорового завода, недорогие украшения… Все это паковалось в красивые коробки или сразу зашивалось в куски голубого бархата. К подаркам красивыми ленточками крепились открытки, их оформляла сама Ольга, сразу же делая каллиграфические надписи.

Обед для нас накрыли тут же — в ее будуаре. Уставшая от писанины великая княжна бледно улыбнулась:

— Обязательная рыба… Ну что же? Прошу к столу.

Я осталась голодной, хотя хотелось не просто есть, а жрать. Но все клевали, как птички, пришлось и мне. Делая при этом такой же отстраненно-загадочный вид. Что все это значило — периодические вздохи и взгляды в потолок, и почему никто толком не ел, я не понимала. Рыба была вкусной, да и не могли они все до единой не любить ее. Что-то брезжило в памяти… но так и не пробилось.

Опять накладывая ровные стежки на ткань и формируя красивые складочки на бархате, я отходила от впечатлений. Теперь еще больше хотелось взглянуть на Большой изнутри и павильоны на Ольгином пруду, потому что даже уцелевший, Коттедж отличался внутри от того. И в наше время это были подлинники, пускай и не все до единого они принадлежали одному времени. Вот только пространство, огороженное стойками с красными бархатными лентами, и жилой дом с его живыми звуками и теплыми запахами — вещи разные.

Ольга не просто помечала бирки — что кому, она уделяла внимание каждому, кому адресовался подарок — теплые слова, общие воспоминания коротенько, благодарности… Чтобы не сбивать ее с мысли, мы сидели тихо, как мыши, а если переговаривались, то шепотом и только по делу.

Я сидела, шила и улыбалась — вспомнилось… кое-где у нас, кроме трехуровневой охранной сигнализации, стояли еще и звуковые извещатели. Эту старинную охранку боялись все экскурсоводы — кроме того, что рискуешь тик схватить, еще и замучаешься потом писать объяснительные.

Многие экспонаты столетиями хранятся в музейных запасниках. Только изредка их извлекают для обновления постоянной экспозиции, выставок или экспертиз. Такие работы стараются проводить в холодный сезон — экскурсий становится меньше в разы, руки и головы освобождаются…

Я любила это тихое время. Любила выискивать и описывать новые экспонаты для будущих фондовых и тематических выставок, рассматривать, изучать, любоваться…

— Таис, вы не желаете развлечь нас музыкальной игрой? Каким инструментом вы лучше всего владеете? — бабахнуло в ушах атомной бомбой.

Конечности и язык как-то разом онемели и почти отнялись…

— Ольга Николаевна, голубушка, велите ей спеть! Таис сильна в сочинительстве и вчера она напела новый романс. Он прекрасен! — взволнованно докладывала Анна.

Я незаметно выдохнула — находка для шпиона блин… Но инсульт отменялся.

— Как же я буду петь, Анни? Музыки пока не существует, нот нет. Я и не репетировала, все это сырое, просто зарисовка, — вяло отбивалась я. Язык еще плохо слушался, по позвоночнику ползли капли пота. Хорошо — уже придумали подмышники.

— Не страшно — в нотах у нас сильна Натали, — заявила Ольга.

— Натали… — мучительно вспоминала я фамилию, глядя на милую девушку с гладкой прической и богатым узлом из волос на затылке. Цветочная веточка возле ушка, нежный румянец…

— Запамятовала? — с пониманием кивнула та, — Натали Бороздина. У меня талант разбирать ноты незнакомых сочинений. Безо всяких затруднений, с ходу. Попробую записать на слух, но только для клавиш.

Моя Анна расстроенно притихла — ее исключили из процесса.

— Анни, будь добра тогда — запиши слова. А я… буду вспоминать. Вчера как-то неожиданно все случилось… момент вдохновения? — пылали у меня щеки.

— Разрешите, Ольга Николаевна? — подхватилась Анна, откладывая недошитую упаковку.

— Сейчас закончим то, что у каждой в руках и, пожалуй, прервемся — мы неплохо успели. Варя, спроси у мам а — можно ли нам музицировать в библиотеке? Здесь тесно от подарков. А дальше будет прогулка в Верхний сад, — решила Ольга.

«Музицирование» затянулось больше, чем на час. В результате привлекли даже императрицу с парой девиц в красном. Я переживала. Да не то слово! В голове каша, глаза — два блюдца… нервничала так, что потом плохо помнила, что там вообще делалось. Хорошо то, что мою растерянность и почти панику списали на природную скромность. Бренчали клавиши пианино, я по нескольку раз старательно пропевала одни и те же строки, Анна, закусив губу и подложив под бумажный лист трафарет, выводила слова романса чернилами…

Натали наигрывала, диктовала ноты, советовалась. К ней склонялись, помогали с вариантами, сами пропевали… Аннет, молчаливая блондинка с яркими голубыми глазами, ноты записывала. Прислушивалась к музыке и советам… чиркала нотный лист… опять писала. Я делала то, что скажут, закатывая иногда глаза и ломая в восторге руки — когда что-то у них получалось. Так делали все. Улыбалась и кивала. Музыкальных терминов почти не знала, в музыке ни шиша не понимала!

Хорошо хоть — еще