Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

совещания он вдруг обнаруживал, что один из его коллег ну просто вылитый лескопский кучер. Если он отправлялся на выходные в город Рай ради гольфа, то эркерное окно в клубе «Дорми-хаус» казалось ему точной копией эркерного окна лескопской гостиной, а заросший дроком финишный участок десятой лунки ничем не отличался от клочка земли за лескопским кортом – Питер даже почти ожидал найти там теннисный мячик. Что бы он ни делал, куда бы ни шел или ни ехал, какая-нибудь деталь напоминала ему о Лескопе; когда же вечером он возвращался домой, там обнаруживались все новые предметы мебели из родительского дома – Питер и не думал, что их у него такое количество. И каждый предмет словно умолял вернуть его в Лескоп. Ковры, картины, книги, столовое серебро – все объединились в немой мольбе. Однако Питер не внимал: сентиментальность, твердил он себе; просто сентиментальность – бессмысленная и безрассудная. Сентиментальность иного, материалистического толка внушала: вполне можно вернуться в прошлое, хотя минуло столько лет, а из участников жив один только Питер; да, можно – достаточно отреставрировать дом и в нем поселиться. Питер гнал и эти мысли. Пустота в доме, пусть и восстановленном, – этот контраст с былым неугомонным весельем – лишь оттенит его одиночество. Сам факт вклинивания (так он выражался) материалистической сентиментальности только укреплял в Питере намерение покончить с мечтами о Лескопе. Он побывал там; опыт оказался горьким, но полезным, как лекарство; теперь-то Лескоп будет забыт.

Так рассуждал Питер – но в тот самый миг, когда мысленную его резолюцию скрепляла мысленная же печать, внезапно, словно принесенные беззаботным западным бризом, являлись мальчуган и девочка, виденные в Труро, да еще оживленное семейство, собравшееся в лодке на пикник. Или Питеру слышался нежный зов из зарослей лескопского сада, или – чаще всего – приходило подозрение, что Лескоп считается населенным призраками. А ведь Питер жаждал вернуть его именно из-за призраков! Но чем усерднее и строже убеждал он себя, что выкупить дом будет глупостью, тем более усиливалась жажда. Теперь все сны Питера были о родительском доме. Счастливые сны! Он вместе с братьями и сестрами, как в былые дни; они снова – дети, и сейчас каникулы, и Гарри с Диком, и Сибилла с Вайолет так же, как Питер, рады вернуться домой, и смотрят Питеру в рот – ведь это Питер все устроил. Часто во сне он говорил себе: «Мне и раньше снилось такое, а потом я пробуждался и видел, что уже немолод и одинок; но на сей раз все происходит наяву!»

Одна за другой шли недели, полные деловой активности; они складывались в месяцы, и вот как-то осенью, вернувшись домой после гольфа, Питер потерял сознание. В последнее время он вообще чувствовал себя неважно – был вялый, быстро утомлялся, – но, не привыкший давать слабину, списывал свои симптомы на лень и постоянно подстегивал себя. Теперь же, рассудил Питер, настала пора обследоваться – хотя бы для того, чтобы услышать от доктора, что со здоровьем у него полный порядок.

Однако медицинское заключение прозвучало не совсем так, как Питер ожидал…

– Да не могу я, и точка! – заявил Питер доктору. – Целый месяц проваляться в постели, а зимой на Ривьере бездельничать! У меня время расписано вплоть до Рождества – вот тогда я позволю себе коротенький отпуск в маленькой компании. К тому же Ривьера – дыра, где полно сплетников. Нет, об этом не может быть и речи. А допустим, доктор, я буду жить, как жил, – что тогда?

Доктор Даффлин мысленно проанализировал речь своего упрямого пациента.

– Тогда вы умрете, мистер Грэм, – сказал он бодрым голосом. – Сердчишко ваше изрядно поизносилось. Хотите, чтобы оно еще поработало для вас – а оно на это способно, причем многие годы, если, конечно, вы будете благоразумны, – дайте ему отдых. Что до Ривьеры, именно на этом курорте я не настаиваю; я просто подумал, что у вас там могут быть добрые знакомые, с которыми легче коротать время. Но вам просто необходимо сменить климат на более мягкий, чтобы вы побольше времени проводили на воздухе. Лондон с его заморозками и туманами для вас опасен.

С минуту Питер молчал.

– А что вы скажете о Корнуолле, доктор?

– Вполне сгодится, если таково ваше желание и если речь не идет о северном побережье.

– Тогда я это обдумаю. У меня в запасе еще месяц.

Питер лукавил: обдумывать ему не было нужды. События-заговорщики гнали его туда, куда он и сам втайне стремился, а если и упирался, так виной тому была фантастичность, иррациональность происходящего. Зато теперь все решено за него, и ему легко будет поддаться. Его флаги долго развевались – но он их спустил [46].

Пара телеграмм агенту недвижимости, пара ответов от него – и Лескоп перешел в руки Питера. Еще некоторые изыскания – и Питер узнал адрес надежного подрядчика и не менее надежного специалиста по отделочным работам. Далее, развернувши на покрывале план дома (в котором по большому счету не нуждался), Питер набросал список первоочередных задач. Итак, полный ремонт – устранение протечек, замена сгнивших деревянных элементов, восстановление штукатурки; затем покраска и оклеивание обоями. В гостиной раньше были обои по рисунку Морриса [47]: сплошь весенние цветы – слива, фиалки и рябчики. Кошмарная пестрота, по мнению Питера; однако никакой другой узор в гостиную не годился. Стены в холле следовало выкрасить в серовато-зеленоватый цвет, так называемый цвет утиного яйца; стены в маминой комнате должны быть розовые («Адски-розовые – так и передайте, – велел Питер своему секретарю, – да с вкраплениями голубого; пускай пришлют образец наложенным платежом, на большом листе, а не на клочке каком-нибудь»)… Вся лескопская мебель возвращалась из Питерова нынешнего дома в родительский, а недостающую Питер намеревался приобрести здесь же, в Лондоне, равно как и принадлежности для спальни, постельное белье и кухонную утварь. До ковров очередь дойдет позже. Некоторые комнаты подождут; сейчас главное – обставить спальни для четырех слуг, да еще спальню в мансарде – Питер особо отметил ее на плане, поскольку намеревался сам ее занять. А вот сад пусть не трогают, пока он не приедет; он лично проследит за работами. И чтобы к середине следующего месяца в его распоряжение прибыли два садовника.

– На сегодняшний момент это всё, – сказал Питер.

А сам подумал: «Неужели и правда всё?» Впрочем, распоряжения утомили его; помня, что дела теперь делаются сами собой, он сложил план дома по сгибам и заключил про себя: «Да ведь это только начало; только гарантия».

Месяц терапии отдыхом дал результаты, и доктор, строго-настрого наказав Питеру избегать умственных и физических нагрузок («лежать под паром», как он выразился) и максимальное количество времени проводить на свежем воздухе, отпустил своего пациента