Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

– В жизни не встречал такой дерзости! – громко воскликнул он. Во всяком случае, ему, еще сильно привязанному к земной жизни, думалось, что воскликнул, однако кухарка и горничная поразительным образом его проигнорировали. Повысив голос, он чрезвычайно ядовито сказал кухарке: – Мнение насчет моей особы оставьте для своих кастрюль – те, несомненно, будут польщены. Что до моих похорон, то я уже обо всем позаботился в своем завещании и не намереваюсь считаться с вашим удобством. Сейчас…

– Господи, я будто слышу его голос, бедняжечки! – воскликнула миссис Инглис. – Хриплый, как если не прокашлялся. Пойду-ка повяжу на чепец черный бант, а то скоро явятся его адвокаты и прочие.

Мистеру Тилли это совсем не понравилось. Он чувствовал себя как никогда живым и был крайне раздосадован тем, что слуги относятся к нему как к покойнику, особенно после всего, что тут наговорили. Захотелось подать какой‐нибудь неоспоримый знак своего присутствия, и он трижды гневно ударил по обеденному столу, с которого еще не убрали посуду после завтрака. К его немалой радости, горничная вздрогнула, хотя миссис Инглис и бровью не повела.

– Батюшки, кто это так стучит? – воскликнула мисс Толтон.

– Глупости! Это у вас от нервов, – заявила миссис Инглис и отправила в свой вместительный рот кусочек бекона, оставшегося от завтрака.

Впечатление, произведенное на этих несносных женщин, привело мистера Тилли в восторг, и он крикнул во все горло:

– Толтон!

– Да что же это такое! – воскликнула мисс Толтон. – Говорите, миссис Инглис, будто слышите его голос? А я совершенно точно слышу!

– Полная чепуха, – спокойно заявила миссис Инглис. – Возьмите лучше кусочек бекона – вкуснятина! Ба, да вы дрожите!.. Это у вас воображение разыгралось.

Неожиданно мистер Тилли осознал, что есть занятия получше, чем пытаться с превеликим трудом произвести столь ничтожное впечатление на горничную. С помощью медиума, миссис Камбербетч, ему куда проще будет вновь пробиться в земной мир. Напоследок стукнув по столу, он пожелал оказаться у миссис Камбербетч – почти за милю от дома, – и не успела горничная вскрикнуть, как он уже перенесся на Вест-Норфолк-стрит.

Мистер Тилли хорошо знал дом и направился прямиком в гостиную, где проходили сеансы, которые он с таким увлечением посещал. Миссис Камбербетч – дама с вытянутым, словно столовая ложка, лицом – уже опустила шторы, и в комнате царила темнота, слабо освещаемая лишь рубиново-красным стеклянным ночником на каминной полке рядом с цветной фотографией кардинала Ньюмена [64].

Вокруг стола сидели мисс Ида Соулсби, мистер и миссис Мериотт (которые раскошеливались по меньшей мере дважды в неделю, чтобы получить от своего духовного наставника Абибеля загадочные советы насчет инвестиций и несварения желудка), а также сэр Джон Плайс, заинтересованный в подробностях своей прошлой жизни в качестве халдейского жреца. Сведения о его успехах на жреческом поприще сообщал дух с игривым именем Меспот [65]. Разумеется, навещали их и многие другие духи. У мисс Соулсби, например, было целых три духовных наставника – Сапфир, Семирамида и Диантус. Нередко заглядывали Наполеон и Платон. Желанным гостем был кардинал Ньюмен – его вызывали хоровым пением гимна «Веди, Свет добрый», перед которым тот не мог устоять.

Мистер Тилли с удовлетворением отметил, что одно место за столом не занято – несомненно, для него. Как раз когда он явился, миссис Камбербетч взглянула на часы и проговорила:

– Уже одиннадцать, а мистера Тилли все нет. Хотелось бы знать, что его задержало. Как быть, дорогие друзья? Абибель становится весьма раздражителен, когда его заставляют ждать.

Мистер и миссис Мериотт тоже не желали ждать: ему нестерпимо хотелось узнать о перспективах цен на мексиканскую нефть, а ей – посоветоваться насчет крайне утомительной изжоги.

– И господин Меспот не любитель ждать, – заметил сэр Джон, стремясь поддержать престиж своего хранителя, – не говоря уже о Диантусе.

Мисс Соулсби рассмеялась негромким серебристым смехом.

– Ах, нет, мой Диантус очень добр и милостив. К тому же я сердцем чувствую, миссис Камбербетч, что мистер Тилли совсем рядом.

– И это так, – вставил тот.

– Более того, идя сюда, – продолжала мисс Соулсби, – я ощущала присутствие мистера Тилли поблизости… Боже, что это?..

Мистер Тилли, окрыленный тем, что его чувствуют, не удержался и громко захлопал по столу. Миссис Камбербетч тоже услышала и заявила:

– Это наверняка Абибель сообщает, что готов. Я узнаю его манеру стучать. Потерпи немного, Абибель. Дадим мистеру Тилли еще три минуты и начнем. Быть может, если мы поднимем шторы, Абибель поймет, что мы еще не приступаем.

Шторы подняли, и мисс Соулсби скользнула к окну, чтобы первой увидеть мистера Тилли, который всегда появлялся на противоположной стороне улицы и переходил по маленькому островку посреди реки дорожного движения. Похоже, вышли свежие газеты с последними известиями: вокруг газетчиков толпились читатели утренних изданий, а на одной из досок объявлений крупными буквами сообщалось о чудовищном происшествии на Гайд-парк-корнер. Мисс Соулсби со свистом втянула воздух и отвернулась, не желая нарушать спокойствие духа дурными новостями. Мистер Тилли, витавший рядом с ней у окна, тоже увидел объявление и присвистнул.

– Да это же обо мне! И такие большие буквы! Очень приятно. В следующих выпусках наверняка укажут мое имя.

Он вновь громко застучал, чтобы привлечь к себе внимание, и миссис Камбербетч, сидевшая в старомодном кресле, которое когда‐то принадлежало мадам Блаватской[66], проговорила:

– Опять Абибель! Тихо, шалун! Пожалуй, пора начинать.

Она, как обычно, прочла призыв к хранителям и ангелам, откинулась в кресле, задергалась, забормотала, а потом несколько раз громко всхрапнула и окаменела. Дверь для блуждающих духов отворилась, и мистер Тилли предвкушал их появление. Как будет приятно, если Наполеон, с которым они так часто разговаривали, узнает его и скажет: «Рад вас видеть, мистер Тилли. Вижу, вы вступили в наши ряды…»

В комнате было темно, не считая слабого света рубинового ночника перед фотографией кардинала Ньюмена, однако мистер Тилли, освобожденный из тенет смертной плоти, не нуждался в свете. Странно, что все воображают, будто бестелесные духи сильнее всего в темноте. Мистер Тилли не находил этому объяснения, а еще больше его озадачивало отсутствие духовных коллег (как он мог теперь их называть), которые обычно посещали сеансы миссис Камбербетч в немалом количестве. Она уже давно стонала и бормотала, однако мистер Тилли не ощущал присутствия ни Абибеля, ни Диантуса, ни Сапфира, ни Наполеона, которым полагалось бы уже явиться.

Тут он, к своему изумлению и отвращению, увидел, что рука миссис Камбербетч, одетая в черную перчатку и потому не различимая человеческим зрением в темноте, шарит по столу в поисках рупора. Он обнаружил, что может прочесть ее мысли с той же легкостью (однако без удовольствия), с