Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

слово. Бывало, они симулировали равнодушие – но один быстрый взгляд полностью выдавал неумелых притворщиков. Скоро они оба беспомощно забарахтаются в шелковой паутине, которая уже оплела их, как эту незадачливую осу; сам же Филип уподобится проницательному пауку, ибо кто, как не он, расставил сети, кто поощрял сближение с единственной целью – взять в плен обоих? Презанятный расклад; и забавно будет вновь начать ласкаться с Сибиллой, а также исполнять супружеский долг; то-то влюбленные затрепыхаются! О, Филип поведет себя со всей деликатностью – и насладится вполне.

Заманчивые перспективы внезапно отодвинулись на второй план, и Филип весь обратился в зрение и слух. Ибо Джулиан поднялся, и Сибилла тоже; ибо они стояли теперь друг перед другом, лицом к лицу.

– Он знает? – заговорил Джулиан. – Как тебе кажется – он знает?

Сибилла ничего не ответила. А потом… Филип так и не понял, кому из двоих принадлежал первый порыв. В следующую секунду они повисли друг на друге, чтобы тотчас отпрянуть.

Сотрясаясь от хихиканья, Филип чуть попятился – не хватало ему себя выдать и испортить все дело. Сама порывистость не оставляла сомнений: до сей поры между этими двумя не случалось страстных поцелуев, иначе они не ринулись бы друг к другу столь истово и не отшатнулись бы друг от друга, осознав, что содеяли. Так или иначе, настало время вмешаться; Филип посулил себе приятнейшую неделю, а может, и пару недель. Его очень рассмешил и вопрос Джулиана к Сибилле: дескать, в курсе ли супруг? Похоже, юнец считает его идиотом.

«Я тебе отвечу, да только в моем особом стиле, – думал Филип. – Потешусь вдоволь!»

Предпринимать автопрогулку было уже поздновато, и Филип, обойдя вокруг дома, направил свои шаги к песчаной дюне, что отвесно обрывалась в море на высоте в сотню футов. Три года он женат; когда он встретил Сибиллу Маннеринг, ему перевалило за сорок. И он тотчас решил, что этот золотой девятнадцатилетний цветочек будет принадлежать ему. Нет, о любви или хотя бы о влюбленности не шло и речи; просто юная прелесть и девическая живость Сибиллы подпитывали силы Филипа, и вообще, он заранее облизывался при мысли, что сможет по праву супруга упиваться ее телом. Она была бедна, он был богат – ситуация складывалась в его пользу, поскольку он сразу получил союзницу в лице маменьки. И он взмолился, как может взмолиться слабый к сильному; он живописал страдания несчастного смиренника (так он себя называл), безумного от любви к молодой Юноне, и жалость, разбуженная им, сыграла в его деле решающую роль. После, когда Сибилла узнала его поближе, в ней родился страх перед мужем, что тоже было ему на руку – страхом ее и отвращением Филип подкармливал свой утонченный садизм. Он завалил жену драгоценностями; он сам придумывал для нее фасоны платьев. Он, не терпевший светской жизни, ездил с Сибиллой по балам и приемам исключительно для того, чтобы поглядеть, какое восхищение она вызывает. Однако, насытившись этим зрелищем, он подходил к хозяйке со словами: «Изумительный вечер, но, если мы еще на минуту задержимся у вас, не миновать мне нагоняя от Сибиллы».

А затем в автомобиле по пути домой он нашептывал ей: «Обожаемая моя женушка, разве я не чудесный муж? Я буквально вытащил тебя из сточной канавы и осыпал жемчугом – ведь правда? Будь же со мной ласкова – поцелуй меня»; и от касания ее холодных губ разражался блеющим хихиканьем. Потом ему наскучила эта забава, но нынче, уверенно и шустро хромая по краю обрыва, он решил возобновить посягательства на тело Сибиллы. Она от них и прежде вся содрогалась – а теперь ее омерзение станет куда острее; плюс все будет происходить на глазах у Джулиана. Да, и не забыть подкорректировать завещание. Шансы сто к одному, что Сибилла его переживет; и, хотя ничто не помешает ей выйти за Джулиана, уж Филип расстарается, сделает этот шаг максимально невыгодным для молодой вдовы. Пускай чувствует, что с ним, супругом, не вовсе покончено. «Интересно, могут ли мертвые возвращаться? – размышлял Филип. – Если бы могли, то-то бы повеселились!» Конечно, сам он умирать не собирается еще долго, но на всякий случай велит нотариусу внести одно дополненьице. А впрочем, это пустяк по сравнению с изысканной комедией, которую он уже мысленно срежиссировал.

Темнело; зажегся вращающийся Кромерский маяк [38], и лучи его заскользили по полю для гольфа – казалось, вертится огромное световое колесо. Обшарив своими «спицами» обрыв и тропу, по которой двигался Филип, «колесо» переключилось на морскую гладь. Особняк – вычурный, в стиле рококо – находился в сотне ярдов от обрыва; две его острые башенки напоминали настороженные уши чуткого зверя. Почти весь первый этаж был отведен под гостиную, огромную, как зала; поверху одной стены шла галерея, из которой можно было попасть в спальни. Гостиная сообщалась с небольшой столовой, а та – с кухней; сразу за парадной дверью был кабинет Филипа, где телеграфный аппарат выстукивал цены на фондовой бирже, а также новости делового мира. Вряд ли кто отнес бы Филипа к категории игроков – настолько точны и обоснованны были его решения, выведенные из информации с фондовых рынков. Частенько Филип целые вечера просиживал у себя в кабинете, прикидывая, как скажутся завтра на ценах сегодняшние события и какие акции нужно будет первым делом сбыть или приобрести поутру.

Впрочем, нынче его ждало развлечение более захватывающее: он затеял танцевальный вечер. Мебель в большой гостиной отодвинули к стенам, ковры убрали – натертый паркет представлял собой недурную площадку для одной пары. Сам Филип занял место у граммофона, под рукой у него были пластинки (джаз и только джаз). Повизгивая от удовольствия, он наблюдал за танцующими.

– Бесподобные мои! – выкрикивал Филип. – Вы просто созданы друг для друга! Не сбавляем темп! Сейчас поставлю более зажигательный мотивчик. Обнимите ее крепче, Джулиан. Склонитесь над ней – так, еще ниже – будто жаждете поцелуя. Забудьте, что на вас пялится старый муж. А ты, Сибилла, в глаза ему гляди. Напряги воображение, представь, будто влюблена в него. – Филип издал свой козлиный смешок и распорядился: – А теперь поменяемся местами. Дорогая, ты будешь танцевать со мной. Ничего – я попрыгаю вокруг тебя, даром что нога моя не гнется. – Он облапил Сибиллу и принялся выкидывать дурацкие коленца, дергая ее туда-сюда. – Ну, живей! Больше страсти! – кричал он. – Я – воплощение гротеска, не так ли? Спорим, женушка, тебе и не снилось, что я так проворен? Господи боже, как же распаляют эти танцы! Погоди, я сниму парик.

И он швырнул парик в кресло; голова его была голехонька, как яйцо, и блестела от испарины.

– Продолжим, – сказал Филип. – Как