Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

Егор повернулся к магазину спиной и зажмурился, вспоминая.

– Вот туда примерно мы шли. Налево и долго прямо, тут везде были дворы, шли, шли, шли, потом сворачивали за зеленым забором… – Нета молча следовала за ним не отставая, а Егор чувствовал себя героем шоу о паранормальном всякий раз, как указывал в пустоту то слева, то справа. – Детская площадка была. И дорога. Целая улица.

Под ногами хрустела подмерзшая трава. Ничто здесь не напоминало ни дорогу, ни улицу, по которой они с Гунькой брели, передавая друг другу пачку чипсов и облизывая пальцы. Время от времени брат окликал собаку, и та подбегала, виляла хвостом в репьях. Вероятно, в тот вечер взрослый, здоровый, крепкий папа внезапно умер.

– Ну и… вот. Думаю, это здесь.

– А не там? Похоже, фундамент.

Нета указала на холмик метрах в тридцати от того места, где стоял он. Егор осмотрел гнилые доски и кивнул – это было все, что осталось от коровника.

Лицо ее сделалось сосредоточенным, в руках появился короткий огарок церковной свечи. Нета запалила фитиль зажигалкой, подержала ладонь над огоньком, чтобы тот набрал силу, и воткнула свечу в землю. Сама она опустилась на колени и принялась раскачиваться, как уже делала у себя в доме, – сначала молча, а затем пришептывая все громче, заунывнее, со старушечьими подвываниями:

– Как иду, бедна горюшица, как от пения церковного и от звона колокольного, как иду к подружке милою, как к касатой белой ластушке. Как сегодней темной ноцей худо спалось – много грезилось. Пришли девки недоростоцки, как ведь будили меня, беднушку, ко годовому ко праздницку…

Заметалось, закричало воронье над черными обломками деревьев, рвано несся собачий лай, и снова Егора тащило куда-то – не то в день 29 июля 2010-го, когда за двадцать минут огонь с торфяников пожрал село Моховое без остатка и тьма от пожара не сходила несколько недель, не то дальше, глубже, в октябрь 1914-го, где мучился от бессмысленности и помрачения ума Александр Эрлангер, инженер и ученый-агроном.

– И сказали мне-ка, беднушке, у моей подруженьки милою нова горенка построена без дверей да без окошецек, без кирпицной белой пеценки. Строители хорошие как срубили нову горенку, как петли не сломаются, да клюци не потеряются…

Не нужно ему никакого джекпота. Пусть только мама вернется. Бог и все святые, если вы есть, – а вы есть, раз есть мертвые, с которыми эта юродивая Нета говорит прямо сейчас, и мертвые приходят, им есть откуда приходить, – пожалуйста, пусть она вернется.

– Охти, мне, мне-ка тошнешенько, ты, подружка моя милая, ты, касата бела ластушка, уж ты когда в гости поладишься?

– В гости, – повторил он одними губами и внезапно понял, что замерз, настолько замерз, что, если не сядет в машину прямо сейчас, – рухнет на месте, как ледяной столб.

– Поехали, – обычным голосом сказала Нета и задула свечу. – В Белоомуте переночуем, придет она.

И хотелось бы заспорить, да не было сил. Машина внезапно оказалась далеко, словно за время их отсутствия ее передвинули несколько раз. Оставляли возле двухэтажной панельки, а возвращались почему-то к деревянному памятному кресту с табличкой, где были выбиты тринадцать фамилий погибших жителей села. Там Егор и увидел щенка, а щенок – Егора. Толстолапый, белый в черных отметинах, он выкатился из кустов, поковылял за ними, не успевая, и остался сидеть на дороге, когда двери машины захлопнулись.

Через боковое зеркало Егор наблюдал, как пес зевает, заметает снег хвостом и отдаляется.

– Стойте!

Нета плавно свернула на обочину. Егор распахнул дверь и побежал, на бегу расстегивая куртку. Схватил щенка, прижал его, такого грязного, что запачкались руки, к себе и припустил обратно.

– Ну замечательно. Привет, пассажир. Как назовешь?

– Мох.

Зоомагазин в Белоомуте работал до восемнадцати – едва успели. Маминых наличных, которые Нета не приняла за работу, хватило на шлейку, миску и большую банку собачьих консервов. Усталая девушка за кассой заулыбалась, как только увидела черный нос. Егор показал щенка поближе.

– Где здесь можно переночевать? – поинтересовалась Нета, явно пользуясь минутой ее расположения. – Есть проверенная гостиница или частники? Да, мы с собакой.

– С собакой можно к Балашову, кажется. У него хостел, но никаких коек, отдельные номера. Там есть столовая и душ. Я запишу для вас адрес и телефон.

И она действительно записала. Дом на берегу Оки, Егор посмотрел по картам в телефоне. Уже в машине полистал фотки – обычная ночлежка, разве что с беседками и мангалом, вот только даже на такую денег уже не осталось. Будто в назидание, за окном мелькнуло и скрылось здание с вывеской «Школа-интернат».

– Если мама не вернется, – сказал он, поглаживая пса, – я не смогу оставить Мха себе. Меня заберут в детский дом, и нужно будет искать ему временное жилье. Всего на два года.

– Звучит по-взрослому, – заметила Нета. – Думаю, пару лет я смогу за ним присматривать. Непохоже, чтобы он вырос крупным. Максимум средний.

– А сейчас мне нечем платить за хостел.

– Твоя честность сражает наповал. – Автомобиль съехал на парковку возле глухой кирпичной ограды, и Нета заглушила двигатель. Подмигнула, выдернула ключи. – Если все пойдет так, как задумано, с нас вообще не попросят денег.

Прежде чем позвонить в домофон, постояли у реки. Серая вода в мелкой ряби плескалась границей между рабочим поселком Белоомут – миром живых – и лесом, частью которого стало теперь Моховое, – миром мертвых.

– Ну, идем. Детям ужинать пора.

Дети – это она про Мха и Егора сказала, а ведь он сегодня даже не завтракал, и пес наверняка тоже. Металлическая калитка пискнула и отщелкнулась. За ней оказался выложенный брусчаткой двор, несколько дорожек вело к реке – между стволами деревьев темнели деревянные беседки, неуютные в такую погоду. Наверное, летом здесь народу побольше, вон даже пляж есть, но сейчас, кроме них троих, никого не было видно. Нета распахнула пластиковую гостиничную дверь, и Егор испугался, что из-за собаки его прогонят, однако мужчина за стойкой ресепшен поднял голову и улыбнулся одними глазами за яркими стеклышками очков. Выглядел он колоритно – как пожилой лесоруб в клетчатой рубахе и с бородой, только в профессорских очочках. На бейдже значилось: «Иван Балашов». Сам хозяин.

– Всего на одну ночь, – сказала Нета и выложила на стойку паспорт.

В холодном свете лампы ее лицо выглядело будто постаревшим. Егор подумал: сложно, наверное, говорить с мертвыми, но как удачно, что он тоже везде таскает с собой паспорт.

– Оплата после выезда в двенадцать ноль-ноль следующего дня. Столовая работает в любое время, душ в номере. Если нужно, я принесу