Сожженные приношения - Роберт Мараско

– Я не знаю, что делать! – взмолилась Мэриан.

– Да то же, что и до сих пор делали, миссис, – ответил Уокер и собрался уходить.

– Уокер! – Возглас заполнил весь холл – отчасти приказ, отчасти мольба. Мэриан стояла и ждала, когда Уокер сделает несколько шагов обратно. – Я больше не хочу этого. – И она энергично качнула головой, подчеркивая свои слова. – Вот этого.

– Не хотите… чего? – спросил Уокер.

Мэриан сделала глубокий вдох и впервые облекла в слова подозрение, переросшее в уверенность:

– Я не стану приносить все в жертву. Я не допущу, чтобы они пострадали. Я не могу, Уокер. Даже ради чего угодно.

– Нет, миссис, – сказал он, – ради чего угодно не надо. А как насчет всего? – Он подождал, пока Мэриан воспримет вопрос, и добавил: – Ради нее?

Она колебалась, и он почти слышал голоса, спорящие внутри ее.

– Даже ради нее, – тихо отозвалась Мэриан.

– Ради золота и серебра? – напомнил он, и голос был его, Уокера, но одновременно словно бы говорили еще Роз и брат, и к ним присоединился тот голос, который так часто звучал у нее в голове. – Ради ее дома и всего, что у нее здесь есть? Все ее – ваше, миссис, ежели вы захотите. Пора бы и догадаться… – Он подошел к ней вплотную. – Так велика ли жертва – ради всего вот этого? – Он обвел глазами люстру, потолок, лестницу, и взгляд Мэриан следовал за его взглядом. – Поразмыслите об этом, поразмыслите о тех других, которые сумели выжечь из себя все, кроме нее. Нашей матушки. – Он ненадолго умолк. – Все, что вы здесь видите, – это она. Примите это, миссис, тогда примете и ее. – (Мэриан хранила молчание.) – Вдобавок, – добавил Уокер, сочувственно покачивая головой, – боюсь, сейчас у вас и выбора-то особого нет.

– Но я не понимаю! – беспомощно призналась Мэриан.

– Много чего есть на свете непонятного, – сказал Уокер, слегка прикоснувшись к ее руке. – Терпение, миссис.

Его прикосновение сменилось легоньким ободряющим похлопыванием.

– Скажите им, чтобы они вернулись, – повторила Мэриан.

– Да что ж я могу, коли уж все началось?

– Но ведь это можно остановить, верно?

– Вы хотите все остановить, миссис? В глубине-то души, в самой что ни на есть наиглубокой, вы правда хотите, чтобы все остановилось? Хотите отказаться от всего этого?

– Да, – почти неслышно подтвердила она.

– Это притом, что вы сами все и начали? – продолжил Уокер. – Вы сами, миссис. Это вы до блеска натирали дерево и серебро. Носили ей еду по три раза на дню. Это вы заставили ее комнату цветами. Это от вас она зависит… целиком. – Его лицо было совсем рядом. – И когда вы ее повидаете, миссис, – оно все окупится. Вы ж нутром-то это чуете, правда?

– Я так и не видела ее! – вскричала Мэриан.

Снова коснувшись ее локтя, он заставил ее замолчать.

– Увидите. Увидите.

– Вы за этим сюда явились? Чтобы сказать мне это?

Ладонь Уокера сжала ее руку.

– Примите это, миссис. Целиком и полностью. Верните ее нам. Нашу матушку.

Мэриан беззвучно, точно молитву, несколько раз повторила его слова: «Нашу матушку». Подняв глаза, она обнаружила, что Уокер ушел. Мэриан наблюдала, как он пересекает крыльцо и исчезает на парадной лестнице.

– Уокер! – Мэриан побежала за ним и остановилась сразу за дверью; Уокер обернулся к ней. – Пожалуйста!.. – попросила она в последний раз.

Уокер стоял на нижней ступеньке. Подняв ногу, он нажал ею на ступеньку повыше. Доски заскрипели.

– Тут одна маленько шатается, – сказал он. – Почините, ага?

Он сел в автомобиль, неуклюже развернул его и поехал прочь, не оглядываясь на Мэриан. Она провожала «паккард» взглядом, пока он совершенно не скрылся из виду.

Затем она отправилась на второй этаж, миновала Бена и Дэвида, даже не заглянув в их комнаты, и долго сидела в золотом парчовом кресле. Сидела до тех пор, пока не набралась мужества и решимости подойти к дверям и прижать ладони к резной поверхности.

– Помогите мне, – прошептала она, – принять это. Дайте мне сил. И какая бы слабость… какие бы привязанности ни держали запертой эту дверь между нами… – Она подождала, едва дыша, а потом слова вырвались сами в страстном порыве: – Выжгите их! Выжгите все это из меня! Выжгите все это! – Она молотила кулаками по двери. – Выжгите, выжгите, выжгите…

* * *

Всякий раз, оказываясь в верхней гостиной (а она то и дело там оказывалась), Мэриан медленно обводила глазами множество лиц на столе, пока не запомнила форму и положение каждого портрета в серебряной рамке. Благодарение небу, на столе ничего не менялось – ни в день визита Уокера, ни на следующий день, ни через два дня. А случись перемена, появись там вдруг новые одна-две рамки, что бы она сделала? Схватила бы в охапку Бена и Дэвида, как попытался тогда схватить сына сам Бен, и тайно похитила их у дома? Или приняла бы все, как сказал Уокер? Подчинилась бы непостижимой воле дома и приняла, с решимостью, которой самостоятельно ей никак не набраться?

Несмотря на все заверения Уокера, несмотря на всю пылкость ее мольбы у резной двери, пока ничего из нее не выжглось: чувства, привязывающие ее к семье, оставались такими же сильными, как и ее желание стать частью тайны дома. Эти чувства несколько раз приводили ее по ночам в комнату Дэвида, где она часами сидела и смотрела на спящего сына, словно защищая его. Эти же чувства заставляли ее с надеждой цепляться за любые проблески сознания, которые, как ей казалось, она улавливала на ничего не выражавшем лице Бена, высматривать малейшее движение, пусть иллюзорное, которое могло бы означать, что постепенно уходит шок, парализовавший его, заперший его внутри его самого и сделавший недосягаемым.

А пока она наблюдала, пока ежечасно менялись местами приоритеты и окончательный выбор казался все таким же немыслимым, дом продолжал расцветать: сверкали черепица, кровельные доски и каменные плиты на террасе, сами собой затянулись трещины на балюстраде, посвежели краски ковров, занавесей и тканей, дерево и камень засияли обновленной роскошью. И никаких происшествий, ничего, что могло бы встревожить ее.

Разве что Бен, если уж вообще о нем думать. И реакция Дэвида на Бена – на это молчаливое, уставившееся в пустоту существо в спальне напротив его комнаты или на террасе, а однажды даже и под зонтиком возле бассейна, где Мэриан усадила мужа и пристально наблюдала, не произойдет ли хоть какая-то перемена в его лице. Перемены не произошло даже там.

Это испытание, убедила себя Мэриан, вроде библейского