Сожженные приношения - Роберт Мараско

– Вижу что, Бен? – отозвалась она с усталым сочувствием в голосе.

Она по-прежнему отказывалась смотреть или прислушиваться.

Бен вглядывался в ее лицо, ища хотя бы малейшее подтверждение тому, что она видела падение, слышала звук, но – не нашел. Он медленно опустил руку, повернулся спиной к дому и пустым взглядом уставился на бухту.

– Ладно, – сказал он, – пускай это эгоистично… неразумно, безумно – как тебе угодно, но я тем не менее прошу тебя отказаться от него.

– Что я должна увидеть, Бен? – заупрямилась Мэриан.

Бен беспомощно помотал головой:

– Не важно. – Он прислушался. Звук вновь прекратился.

– Что ж, – сказала Мэриан, – ужин все еще на столе.

Бен, останавливая, схватил ее за руку повыше локтя и проговорил теперь уже дрожащим голосом:

– Я еще раз прошу тебя. Вернись с нами домой.

Это была мольба, неприкрытая и униженная. Ну почему он не понимает?! Вроде бы все яснее ясного. Она уже дома.

Мэриан все крепче и крепче сжимала кулаки, пока напряжение не вытолкнуло из нее наконец слова, прозвучавшие настолько бесповоротно, что ему обязательно придется их принять:

– Я НЕ МОГУ! Я НЕ МОГУ! ГОСПОДИ! КАК ТЫ ЭТОГО ДО СИХ ПОР НЕ ПОНЯЛ?! НЕ МОГУ!

Ему показалось, что в наступившем долгом молчании он услышал ее всхлип – единственный и очень тихий. Потом она дотронулась до него, легко провела пальцами по его плечу. Он почувствовал, как она уходит, а обернувшись, убедился, что остался на террасе один. Над его головой новенькая черная черепица поглощала последние лучи солнца.

* * *

Тем вечером Бен больше не видел Мэриан. Сперва он вернулся в столовую, где стыла нетронутая еда, а потом поднялся в их спальню, оказавшуюся пустой, когда он включил свет. Бен не искал жену сознательно. Он поставил вопрос ребром, и Мэриан сделала выбор – окончательный и недвусмысленный. И хотя последствия этого выбора ошеломляли (господи, что же они будут делать после того, как соберут вещи и сбегут обратно в квартиру? Потом-то что?), остаться в доме, чья злая воля разрушает их всех (почему, почему она этого не видит?), – значит ясно подтвердить свое собственное безумие.

Сумасшествие, страхи, трусость, да что угодно, – утром они все равно уедут, он и Дэвид, и, если он встретит ее до отъезда… Да, конечно, он встретит ее: она же в конце концов придет ночевать сюда из верхней гостиной, где, как он знал, она сейчас заперлась, возможно, чтобы побыть в одиночестве и неспешно обдумать, какой она совершила выбор и как это отразится на них всех…

Бен передвинул стул от кровати поближе к распахнутой двери, чтобы через коридор видеть спящего Дэвида в тусклом свете. Он ждал и вскоре почувствовал, как знакомая пульсация в голове ускоряется и перекрывает негромкий бой часов по всему дому. После трех ночи на комнату и на дом опустилась почти осязаемая недвижность. Бен успел задремать и теперь резко пробудился от наступившей тишины. Он посмотрел на Дэвида, сбросившего во сне одеяло, поднялся со стула и тут же упал обратно: пелена более непроницаемая, чем раньше, застлала ему глаза, так что все вокруг не просто оказалось размытым, но стало белым без единой тени. Вдобавок вернулась сильная тошнота. Он сидел не шевелясь, чувствуя, как потеют ладони, лежащие на обивке стула, как нарастает в паху давящая боль, от которой перехватывает горло и хочется всасывать неподвижный воздух.

Все эти ощущения никуда не делись, когда часы пробили четыре. Потом Бен услышал шум дождя, совсем тихий. И еще тише (поначалу) прозвучал тот же скользящий звук, что донимал его на террасе. Снова и снова, все громче и громче – над ним, за окнами. Затем в коридоре, и снизу, и повсюду вокруг него этот шум начал расти и стал сверлящим. Даже зажав уши, он слышал, как со скрипучей пронзительностью соскальзывает с крыши черепица.

Снова пробили часы, – впрочем, их звона было почти не слышно из-за шума, продолжавшего сотрясать дом. Бен выволок себя из кресла и на ощупь добрел до двери. В белесой пустоте появились какие-то смутные очертания, а потом, когда он приблизился и наклонился, силуэт Дэвида на фоне постели проступил немного четче.

– Дэвид! – Бен потряс сына за плечо; тот пошевелился и вывернулся из-под его руки. Бен снова позвал: – Дэвид!

Тут зрение наконец вернулось. Шум делался все громче, а Дэвид между тем крепко спал. Первый тусклый свет начинал рассеивать тьму за окнами.

Бен, опять выйдя в коридор, посмотрел сперва на закрытые двойные двери в дальнем конце, а затем на лестничную площадку, где из стены торчал подъемный механизм. Он направился к лестнице, спустился вниз, в гостиную… звук неотступно следовал за ним, ничуть не стихая.

Бен пересек комнату, призрачно-серую от дождливого рассвета, и, подойдя к запотевшим французским окнам, протер их и попробовал рассмотреть, что творится снаружи. Когда он открыл створку, мелкий, как взвесь, дождик покрыл мягкой прохладной влагой его лицо и руки. На террасе его ждали все те же звуки. Он попятился по плитам до самой балюстрады, задрав голову вверх, на скат крыши.

Куски черепицы продолжали падать медленно, как во сне, бесшумно растворяясь в воздухе и в террасе. И серые доски под ними тоже соскальзывали и каскадом летели вниз, словно дом сбрасывал старую кожу, обнажая безупречную новую белизну, блестевшую от дождя. Куда ни глянь – повсюду рушатся черепица, дранка, карнизы. Бен прошелся по всей террасе, держась спиной к перилам и перебирая по ним руками, не в состоянии оторвать взгляд от жуткого дома-наваждения.

Внезапно балюстрада проломилась, и Бен начал падать спиной вперед – на лесенку из трех ступенек, спускающуюся к лужайке и обширным клумбам, обрамляющим по периметру всю террасу. Он успел схватиться за крайнюю балясину, и это позволило ему не упасть навзничь. Он ударился коленями и правой рукой о мягкую влажную землю, выталкивающую из себя плотное покрывало свежих всходов, заостренных побегов, которые, казалось, на глазах росли в размерах, пока он поднимался на ноги.

Черепица и дранка валились с крыши все быстрее и все громче. Бен, по-прежнему глядя вверх, двинулся вдоль балюстрады и добрался до самого ее изгиба, упирающегося в оранжерею, которая была встроена в западное крыло дома. Там он наконец опустил глаза, подошел к стеклянной стене и всмотрелся. Затем поспешно вернулся в дом, распахнул двери оранжереи и снова уставился на то, что внутри.

А потом он помчался наверх, торопясь поднять Дэвида с постели.

* * *

До Мэриан донеслись какие-то звуки, сильно приглушенные дверями. Она в полудреме сидела