Сожженные приношения - Роберт Мараско

В дверях появился Дэвид:

– Мы здесь будем есть?

– В честь вашего возвращения, – подтвердила Мэриан.

Дэвид начал было устраиваться, но потом извинился и вышел в кухню. Бен продолжал стоять.

– Ты же сядешь, да? – осведомилась Мэриан.

Руки Бена сжали спинку стула.

– Честно говоря, Мэриан, – сказал он, – что-то у меня сегодня нет аппетита. – (Мэриан посмотрела на него поверх двух канделябров, а затем принялась молча разрезать оранжевое желе.) – Тетя Элизабет умерла, – произнес Бен, как бы напоминая ей. – Это совсем ничего для тебя не значит?

– Это значит для меня очень много, – ответила Мэриан и нетерпеливо окликнула сына: – Дэвид!

– Мне кажется, для тебя перестало иметь значение все, кроме этого чертова дома, Мэриан.

Она положила кусок желе себе на тарелку. Дэвид возвращался из кухни с открытой бутылкой кока-колы. Он перевел взгляд с отца на мать и тихо скользнул на свое место, поставив бутылку на стол перед собой.

Мэриан избегала взгляда мужа, ее глаза уперлись во влажную бутылку.

– Не думаю, что она нужна на столе, солнышко, и уж точно не на этих прекрасных кружевах. Давай ты перельешь колу, а бутылку отнесешь на кухню.

Дэвид осмотрел расставленную перед ним посуду и сказал:

– Тут нет стакана.

– Тут есть кое-что получше, – ответила она, указывая на кубок. – Он золотой.

– Мне бы стакан…

Продолжая смотреть на Мэриан сверху вниз, Бен, чуть повысив голос, обратился к Дэвиду:

– Слышал же, что сказала твоя мать, Дейв? Ты портишь ей сервировку.

Мэриан закрыла глаза, плечи ее напряглись.

– Ты сядешь наконец? – Серебряная сервировочная ложка ударилась о блюдо.

– Я уже сказал тебе, – отозвался Бен, – у меня нет аппетита.

Он задвинул стул, вышел из столовой и, миновав кухню, оказался на террасе позади дома. Опираясь на перила, он глядел вниз, на клумбу, всю покрытую свежими ростками, пробившимися между розами и цветущим кустарником. Солнце опускалось за верхушки деревьев, видневшихся позади западного крыла дома, закатный свет придал насыщенности всем краскам и всем теням на террасе. Он все пристальнее всматривался в клумбу, в паукообразные трещины в земле, окружавшие новые побеги. Где-то над его головой прозвучал странный протяжный шелест… он повторился еще раз… а затем прямо у него за спиной раздался голос Мэриан.

– Ладно, забудем про меня, – сказала она, – но мне кажется, не очень умно было устраивать эту сцену при Дэвиде.

И снова Бен услышал звук где-то вверху… словно что-то съезжает. Он повернулся и задрал голову, разглядывая крышу дома: черепица на фронтонах и в центральной части кровли почернела, покрылась пятнами, покоробилась, а местами потрескалась или вовсе отвалилась. Как и серая кровельная дранка под ней. Звук прекратился.

Мэриан стояла в дверном проеме, вся бело-золотистая, в белой шелковой блузе с длинными рукавами и золотой жаккардовой юбке. Юбка зашуршала по выскобленным плитам, когда Мэриан направилась к мужу.

– Есть у тебя какие-нибудь идеи, – начала она, – насчет того, как нам разобраться со всем этим? А то ведь, согласись, уже прямо-таки невыносимо. – Она оперлась на перила рядом с Беном, повернувшись лицом к дому.

– Ты права, Мэриан, – ответил он тихо, – невыносимо. – Он окинул взглядом простиравшийся во все стороны дом. – И ничего не поменяется, пока все это есть в нашей жизни. – Он посмотрел на жену. – Если, конечно, не считать тебя: ты-то меняешься. – Ее глаза были устремлены на завешенные красным окна в западном крыле. – Убери это из нашей жизни, Мэриан.

– И отказаться от…

– Откажись. Прямо сейчас.

– Ты не можешь просить меня о таком.

– Пожалуйста, Мэриан. У тебя есть выбор.

– Невозможный выбор!

– Невозможный? Твоя семья – или какой-то дом?

– Ты не знаешь, от чего просишь меня отказаться, даже понятия об этом не имеешь!

– Хорошо, тогда расскажи мне. Объясни, от чего именно я прошу тебя отказаться. Давай, Мэриан, открой секрет, объясни, что ты скрываешь все это время?

– Ничего!

Она резко отвернулась от него, и ее юбка прошуршала по балясинам балюстрады. Этот звук словно бы породил эхо, которое снова донеслось до Бена с крыши. Он поднял глаза; в этот момент одна из тускло-черных черепиц соскользнула со своего места и перевалилась через карниз. Рука Бена инстинктивно взметнулась вверх. Черепица падала медленно, и он увидел, как она бесшумно растворилась в плите террасы. Бен снова поднял глаза: там, где она только что была, теперь виднелся ровный густо-черный прямоугольник, резко выделяющийся на окружающем блеклом фоне.

– Она зависит от меня! – говорила тем временем Мэриан. – Кто еще позаботится о ней? Ты же не думаешь, что я могу отказаться от такого рода обязательств?

Бен хранил молчание достаточно долго, чтобы она решила посмотреть на него, а потом на крышу, следуя за его взглядом. Это ее движение вывело его из оцепенения, и он заговорил, сперва неуверенно, но затем все более твердо:

– Я вернулся сюда не для того, чтобы остаться, Мэриан. И Дэвида сюда привез не для этого. Если ты желаешь принести свою семью в жертву дому, в жертву старухе… что ж, видимо, я ничего не могу с этим поделать. Но Исусе! Кажется, мы бы должны значить для тебя немного больше. Или я ошибаюсь?

Он снова услышал, как что-то скользит; а поверх этого звука раздавался голос Мэриан, теперь умоляющий:

– Я не могу! Никак не могу все бросить. Не сейчас…

– А когда?

– Я не знаю! Может быть, через какое-то время, но, господи, Бен, – только не сейчас!

Вот опять. Наверняка ведь она тоже уловила: не может же быть, чтобы он так ясно слышал звук, которого не существует. Свежий черный кусок крыши стал чуть шире: еще одна черепица упала и растворилась не дальше чем в десяти футах от них. Почему она не видит этого? Или видит, но притворяется, что нет?

Мэриан смотрела прямо на него, в упор, как-то нарочито сосредоточенно, словно блокируя все остальное вокруг; она стояла совсем близко, но ни разу не коснулась его, невзирая на весь пыл в ее голосе.

– Это нужно сделать сейчас… – начал было Бен, но слова выходили какими-то слабыми, они будто рассеивались, а ведь то, о чем он ее просил, то, что пытался сказать, было слишком важным, чтобы отвлекаться на другое, особенно если это другое происходит, возможно, только у него в голове. И тогда он вдруг задал вопрос: – Ты же видишь это, да? – и показал на крышу.

Она не отводила от его лица взгляда, ставшего еще более пристальным, и ни на миг не подняла глаза туда, куда указывал его палец. Еще одна черепица сползла с кровли и как во сне растворилась прямо перед ним.

– Ты это