Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Кровавые легенды. Русь читать книгу онлайн
Наши предки, славяне, верили в страшных существ, которых боялись до смерти. Лешие, кикиморы, домовые – эти образы знакомы всем с детства и считаются достойными разве что сказок и детских страшилок. Но когда-то все было иначе. Правда сокрыта во тьме веков, ушла вместе с языческими богами, сгорела в огне крещения, остались лишь предания да генетическая память, рождающая в нас страх перед темнотой и тварями, что в ней скрываются.
Зеркала изобрел дьявол, так считали наши предки. Что можно увидеть, четырежды всмотревшись в их мутные глубины: будущее, прошлое или иную реальность, пронизанную болью и ужасом?
Раз… И бесконечно чуждые всему человеческому создания собираются на свой дьявольский шабаш.
Два… И древнее непостижимое зло просыпается в океанской пучине.
Три… И в наш мир приходит жуткая тварь, порождение ночного кошмара, похищающее еще нерожденных детей прямо из утробы матери.
Четыре… И легионы тьмы начинают кровавую жатву во славу своего чудовищного Хозяина.
Четверо признанных мастеров отечественного хоррора объединились для создания этой антологии, которая заставит вас вспомнить, что есть легенды куда более страшные, чем истории о Кровавой Мэри, Бугимене или Слендере. В основу книги легли славянские легенды об упырях, русалках, вештицах и былина «Садко».
Ксения с улыбкой покачала головой, произнесла:
– Ох, лиса-лисичка! Ну вот что с тобой делать, придется рассказывать!
Верочка расплылась в довольной улыбке маленького манипулятора и приготовилась внимать. Ксения начала:
– Жил-был кот. Он жил на дереве…
Верочка тут же перебила:
– У него там было дупло?
– Нет, почему! Никакого дупла, он жил на цепи, – ответила Ксения.
– Это был сторожевой кот? – уточнила Верочка.
– Ну… можно и так сказать.
– А что он сторожил? И почему без дупла? – сыпала Верочка вопросами. – У сторожевой собаки всегда дупло есть. Дупло в конуре. А коту разве не нужно дупло, чтобы прятаться от дождей и врагов? Хотя бы маленькое такое дуплецо, совсем дуплишко.
– Вот видишь, – сказала Ксения, – какая ты большая теперь, столько вопросов задаешь. Таким девочкам уже не сказки надо рассказывать, а в школе пора учиться, знания получать и ответы находить на все вопросы.
– На все-все-все?
– На все-все-все. – Ксения склонилась над дочерью, чмокнула ее в щеку. – А теперь пора спать. Глазки слипаются… слипаются… Сон идет… идет… мягкими лапками тихо переступает… одной лапкой… другой… подушечки мягкие у его лапок… шерстка шелковистая… шажочки тихие… идет – как пушинка летит…
Ее гипнотический шепот обволакивал и пеленал. Про сказку Верочка уже и не вспомнила. Дурманящий водоворот сна засасывал в свою воронку. Проваливаясь и утопая, слабо моргая потяжелевшими веками, она пробормотала почти бессознательно:
– Ты правда моя настоящая мама? Ты правда…
Это было неожиданно. Ксению кольнуло тонкой иглой, и она постаралась ответить как можно более нежно:
– Ну конечно я твоя настоящая мама!
Последний выплеск сознания вспузырился на губах девочки обрывком фразы:
– А тетя сказала…
И сон поглотил ее.
Что-то растеклось внутри Ксении, тревожное и темное, словно опрокинулся пузырек чернил.
«Тетя сказала? Какая еще тетя, к чертям собачьим? И что эта тетя могла моей девочке сказать?»
Над безмятежным лицом уснувшей Верочки нависало озабоченное лицо матери – будто над маленькой планетой большая луна, готовая потерять орбиту и расколоться на части при падении.
«Не хватало еще, чтоб какая-то стерва лезла к Верочке змеиным языком!» – мрачно думала Ксения, сидя над спящей дочерью.
Ночью Ксении снился жуткий сон.
В том сне она была бесплотным призраком, невидимым, летающим над землей. Она следовала за Верочкой, скользила за ней по воздуху, в отдалении, недоумевая: куда это Верочка так целенаправленно идет? Вокруг стояли старые запущенные дома с черными ямами окон. На стенах пятна плесени – как следы копоти. Под ногами мусор, сквозь трещины в асфальте пробиваются сорняки. Верочка шла безлюдными улицами, сворачивала то вправо, то влево, ныряла в подворотни, проходила сквозь безжизненные дворы.
Вслед за ней шла женщина – кажется, не старуха, но сильно запущенная. Из-за грязных косм лица не разглядеть. Лоб деформирован, посреди него – уродливая огромная шишка, чуть загнутая кверху; кажется, что из черепа растет рог вроде коровьего, вот-вот прорвет кожу и проклюнется наружу. На правой руке не хватает двух пальцев – мизинца и безымянного, оставшиеся пальцы длинные и скрюченные, как у хищной птицы, готовой с налета схватить мышь. Одета в рванье красного цвета; похоже, некогда это был дорогой наряд. Горбится, но движется резво. Иногда быстро и бесшумно перебегает через улицу, чтобы спрятаться за выступом какой-то архитектурной детали, нелепо вылезшей из стены. Она следила за Верочкой и старалась держаться так, чтобы та ее не заметила.
Ксения в тревоге кружила, как назойливая муха, вокруг преследовательницы, лезла ей в лицо, пыталась всячески помешать, но та лишь отмахивалась от призрачной помехи. Ксения видела плотоядно приоткрытый рот и недобрые огоньки в глазах, блестящих из-под волос, нависших над склоненным лицом.
«Ведьма! – думала Ксения. – Ведьма, которая похищает детей».
Верочка быстро обернулась, бросила за плечо лукавый взгляд, и Ксения поняла, что дочь знает о преследовательнице – знает и заманивает ее куда-то.
Верочка, кажется, достигла цели путешествия и скрылась в подъезде с покосившейся металлической дверью, намертво застрявшей, но приоткрытой настолько, что как раз прошмыгнешь в темную щель. Вслед за Верочкой в щель влетела Ксения, а вскоре и ведьма протиснулась не без труда.
Из подъезда Верочка ступила на лестницу, ведущую в подвал, начала спускаться, ее фигурка в светлом платьице таяла в смолистой тьме. Казалось, подвал всасывает ее жирными черными губами – бледную таящую карамельку.
Ксения летела над щербатой лестницей с неровными крошащимися ступенями, и хотя не касалась их ногами, но ее мучило нелепое тошнотворное опасение, что она вот-вот оступится, упадет и кубарем покатится в жуткую неизвестность.
Лестница слишком длинная, спуск слишком долгий. Скользя по воздуху над ступенями, Ксения вдруг поняла, что ее опасения оступиться и упасть – не ее опасения, а опасения ведьмы, спускавшейся вслед за Верочкой. А Ксения… черт возьми, да она же часть этой старухи, какая-то ее эманация, клочок живого тумана, похожий на белую бабочку, с помощью которой ведьма преследует жертву. Ксению обожгло этой догадкой. Она заметалась в воздухе, теряя форму и вновь обретая ее, но продолжала – пусть зигзагами, а все ж таки лететь вниз. Ее воля была не ее волей, ее «я» принадлежало почти нечеловеческому жуткому существу, идущему за ней.
Наконец кончилась лестница, и зев подвала проглотил худенькую фигурку девочки, следом проглотил и Ксению, и ведьму. Если лестницу еще освещал кое-как слабый отблеск, лучом протянутый над нею, будто полоска ветхой марли, то подвал был до краев заполнен вязкой тьмой, в которую если всматриваться, то почувствуешь, как присасывается черная мерзость к твоим выпученным глазам и сосет их, сосет, высасывая через них и зрение, и разум, и душу.
Ничего не могла разглядеть Ксения в этой беспредметной тьме, в этом пищеводе мрака. Но она услышала звонкий и злорадный… Неужели злорадный? Да, именно такой. Злорадный Верочкин смех. А потом – истошный, полный ужаса, отчаяния и нестерпимой боли ведьмин вопль.
– Возьми ее! Возьми ее! – азартно кричала Верочка кому-то.
И это невидимое нечто, слушаясь Верочку, что-то страшное творило с преследовательницей; та визжала, будто животное, что заживо рвут на части.
Этот истошный смертный визг кромсал Ксенино сознание, лезвием проходил до самых сокровенных глубин, потрошил, выпрастывая мысли и чувства, словно кишки из вспоротого брюха.
Ксения проснулась в липкой испарине. По телу бежала дрожь, колотилось сердце, кисти рук свело судорогой, пальцы скрючились в когти хищной птицы. Таких жутких снов она не видела ни после гибели мужа, ни в детстве, когда изредка снились кошмары, в которых ее преследовали то собаки,
