Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Кровавые легенды. Русь читать книгу онлайн
Наши предки, славяне, верили в страшных существ, которых боялись до смерти. Лешие, кикиморы, домовые – эти образы знакомы всем с детства и считаются достойными разве что сказок и детских страшилок. Но когда-то все было иначе. Правда сокрыта во тьме веков, ушла вместе с языческими богами, сгорела в огне крещения, остались лишь предания да генетическая память, рождающая в нас страх перед темнотой и тварями, что в ней скрываются.
Зеркала изобрел дьявол, так считали наши предки. Что можно увидеть, четырежды всмотревшись в их мутные глубины: будущее, прошлое или иную реальность, пронизанную болью и ужасом?
Раз… И бесконечно чуждые всему человеческому создания собираются на свой дьявольский шабаш.
Два… И древнее непостижимое зло просыпается в океанской пучине.
Три… И в наш мир приходит жуткая тварь, порождение ночного кошмара, похищающее еще нерожденных детей прямо из утробы матери.
Четыре… И легионы тьмы начинают кровавую жатву во славу своего чудовищного Хозяина.
Четверо признанных мастеров отечественного хоррора объединились для создания этой антологии, которая заставит вас вспомнить, что есть легенды куда более страшные, чем истории о Кровавой Мэри, Бугимене или Слендере. В основу книги легли славянские легенды об упырях, русалках, вештицах и былина «Садко».
Отвел нож – ударил. Из пробоины заклокотали пузыри. Куган закричал.
Мертвец на койке вторил.
Свет мой, зеркальце
Климов упал, ударившись затылком о край кровати. За окном висела луна. Икры сводило судорогой. Зеркало лежало на полу: кладезь странных историй. Забыв о боли в ногах, Климов вскочил и ринулся опрометью в ванную. По коже сновали мурашки.
«Быть того не может!»
Климов таращился через прихожую на арочный проем спальни. Утер пятерней взмокшую лысину. Заставил вращаться забуксовавшие шестеренки. Облик усача отпечатался в голове четче, чем история, которую он, похоже, слушал несколько часов. Отрывки плавали в памяти, как лоскутья в мутной воде.
«Я будто за стекло заглядывал, прозрачное только с моей стороны. И оттуда мне рассказали о медных головах и русалках».
Климов доверял зрению, гордился хладнокровием: на похоронах не проронил и слезинки, в то время как жена буквально тронулась рассудком. Списывать произошедшее на усталость? Его смешили герои ужастиков, которые, столкнувшись нос к носу с проявлением паранормальной активности, половину хронометража загораживались от истины.
Нет, не усталость, не раннее слабоумие. Тут другое.
«Например?»
«Например, байки о Вурдалаке – не совсем и байки».
«Например, оно рассказывает истории, полные нечисти, и показывает картинки».
Ушибленный затылок саднило.
– Эй, есть там кто?
Конечно есть. Кот Баюн с полной торбой жути.
Климов двинулся в комнату. Ненормальность происходящего затуманила разум. За последний месяц он так много прочел о зеркалах: обсидиановых пращурах современных зеркалец; египетских, изображенных на барельефах; римских, бронзовых и выпуклых; полированных золотых пластинах в человеческий рост; о муранских мастерах, заливавших олово в выдутые пузыри; венецианских стеклянных цилиндрах, которые алхимики раскатывали, как тесто, и глазировали амальгамой. В славянской культуре «глядельца» издревле считались магическими артефактами, связанными с гаданием, порчей, злыми двойниками, проходами… Зеркало изобрел дьявол, говорили предки, а собиратель фольклора Афанасьев записал со слов опрошенных стариков: «Из зеркал за людьми наблюдают».
Климов сунул голову в проем, и тут же в номере отрубило электричество. Погасли телеэкран и лампочки в люстре, тьма будто лизнула Климова шершавым языком. На полу гостиницы разверзлась багровая дыра. Колодец, исторгающий пламя, благо закупоренный защитным экраном. Это было зеркало, и в нем бушевал пожар. По стенам метались тени. Слух уловил треск пожираемого дерева, далекие крики толпы. Сотни грешников сгорали в аду зазеркалья.
Нервы Климова не вынесли этой абсурдной картины. Он шатнулся к выходу, дернул за ручку. В фильмах ужасов дверь была бы заперта, бейся о полотно, кричи про «горим, спасите», никто не придет на помощь. Но в реальности дверь подалась легко, Климов занес над порогом ногу: бежать стремглав до самого дурдома.
Треньканье осадило его, вынудило замереть. Будто тысячи иголочек впились в кожу. Музыка доносилась из номера. Там кто-то неумело играл на акустической гитаре, тонкими пальцами перебирал нейлоновые струны.
Потому что иногда Вурдалак говорит, а иногда – показывает.
Климов покачнулся. Он вообразил четче четкого: взлохмаченный юноша сидит по-турецки на гостиничной кровати, душит гитарный гриф, челка у него такая непослушная, улыбка такая виноватая, жалостливая, рохля он, в кого только уродился рохлей, слюнтяем.
Климов отступил. Дверь затворилась. Он стоял в прихожей в тишине и темноте и впитывал простенькую мелодию, которой не могло быть: ни здесь, в восьмистах километрах от Москвы, ни здесь, в мире живых. А когда он решился, выпутался из оцепенения, вошел в комнату, музыка утихла, и из врат между этим и тем раздался голос. Слово «Вештица» упало в Климова, как камень в застойную воду.
Максим Кабир
Владимир Чубуков
Вештица
Часть первая
Без сказки на ночь Верочка не засыпала, и Ксению это уже, честно говоря, начало раздражать. Нет, конечно, сказки – это и развитие, и воспитание, само собой, но и меру тоже надо знать. В сентябре у дочки первый класс, и лето переполовинилось, а она все: «Сказку, мамочка, сказку!» Пора бы, наконец, пресечь. Как-нибудь тактично, поделикатней.
Иногда дочь удивляла Ксению внезапными проблесками какого-то недетского мышления. Вот на днях ни с того ни с сего заявила:
– Сейчас я еще Верочка, а потом стану Верой, а потом – Верой Петровной, а как совсем состарюсь, стану Вероятностью.
– Вероятностью? Это почему? – удивилась Ксения такому повороту мысли.
– А потому что старые – они только вероятно есть, а вероятно – нет.
Ксения не нашла ни возражений, ни комментариев для неожиданной сентенции. Опешила. В блеске детских глаз, большущих и наивных, ей померещилась вдруг древняя опытность и мудрость. При этом Верочка все продолжала требовать сказки.
И вот Ксения вошла в ее комнату с твердым намерением объяснить, что пора со сказками завязывать, ведь неприлично же большой девочке, почти школьнице, вести себя как малому дитю.
Верочка, ожидая маму, лежала в постели. На тумбочке около кровати горела настольная лампа, в дальнем углу комнаты ночник бросал на стены и потолок замысловатые узоры, плавно менялись их очертания.
Лампу в изголовье кровати пришлось поставить после того, как около года назад Верочка сказала, что в узорах от ночника ей иногда мерещится страшное, поэтому нужна лампа, которую легко включить, только руку протяни, и все пугающее в ее свете сразу исчезнет. На предложение заменить ночник решительно помотала головой и заявила, что никаких других ночников знать не желает, пусть он даже пугает порой, но все равно свой ночник она очень любит. Потом рассказала матери – с оговоркой: «Только это сплошной секрет», – что ночник своими узорами помогает ей загадывать желания.
Ксения присела на край кровати, собралась произнести заготовленную речь против сказок на ночь, но Верочка ее опередила и удивила вновь – и недетской логикой сказанного, и тем, что словно угадала мамины мысли.
– Я, наверно, уже слишком большая, и мне неприлично в таком возрасте сказки слушать, да? Надо это все прекращать. А то как же я в школу пойду, буду там учиться, мне оценки начнут ставить, а я все от сказок отклеиться не могу. Как муха – от липучки. Нет, пора уже с этим кончать! Но только, мамочка, мне ведь очень хочется. – Лицо превратилось в страдальческую маску. – А если очень хочется, то ведь, наверно, хоть чуточку можно, да? – Маска страдания мгновенно сменилась маской
