Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

одна, так вообще… И слышу: матюгнулся зло и как пнет этажерку, так что все с нее посыпалось. Я по привычке, а ведь сколько лет прошло, нет уже этой привычки-то, не нужно, а сразу вспомнилось – сжалась вся, скукожилась, прикрылась. Жду удара, а его нет. И не должно же быть, он же умер, умер! А в коридорчике с этажерки все сброшено… И все… Стал ходить. Сначала только слышала, потом показываться стал. Квартиру-то я освятила, да мне посоветовали на могилку сходить, прибраться, прощения попросить. Я, конечно, никому не говорила прямо, рассказывала, как про других, не про себя. Помянуть в церкви-то нельзя, некрещеный он. И кто до смерти допился, тот, считай, самоубийца, тем более. Поповская плесень у тебя в голове, говорил. А прощение его мне не нужно, не хочу ничего, не хочу!.. Ну, я все равно пришла к нему на кладбище, давно не ходила. Там его сын от первого брака вроде следить должен был, да вот я и не… Прихожу, а могила вся будто перебурамошена, будто копался там кто или что-то закапывал. Полито чем-то, не знаю чем – уже засохло, не сейчас сделано. Вроде со стороны незаметно, если не приглядываться. Понятно, что не его сын такое натворил. Говорят, что это на кого-то другого порчу делали или свою болезнь на покойника сбрасывали, если тезки. Но я же во все это не верю! Зачем он ко мне-то ходит, почему не к тем, кто вандальничал?! Все ж вернулось, все плохое! Теперь говорят, что с сосудами беда, раз синяки без причины появляются. Не стану же я говорить, что куда он ударит, там и появляются. Опять бьет, как живым колотил, и не скажешь: причина – покойник избил. Управы на него больше нет никакой…

А ведь женщина эта была не такая уж старая, соседка бабушкина по больничной палате. Я тогда пришла бабушку навещать, она с почками своими загремела в больницу, и случайно подслушала разговор. Бабушка тогда сказала: не обращай внимания, она, конечно, не буйная, но с головой явные нелады. Жаль, милая женщина.

Тогда бабушку домой выписали выздоровевшую, а ту соседку в морг увезли…

В прошлую субботу я пришла проведать бабушкин участок и немного замешкалась буквально на самом подходе к родным могилкам, из-за смутного осознания: что-то не так…

Я не была здесь с весны, когда еще толком не сошел снег, и все казалось одинаково серо-бурым, унылым и слякотным. Из-за мелкого моросящего снегодождя я практически не высовывала нос из-под капюшона, не глядя по сторонам добежала до наших, символически прибралась и сбежала.

А сейчас, в ясный августовский день, без всякой спешки и с хорошим настроением, я затормозила из-за ощущения, что случайно свернула не на ту тропинку, пропустила поворот или еще что-то в этом роде. Судорожно отступила пару шагов, еще немного, нашарила глазами Козловых, вон и Малавины виднеются…

Что же тогда меня смутило?

Я еще раз огляделась и поняла: тот самый участок с Надеждой 1891 года рождения и кругом соли. Показалось даже, что их больше не существует в природе, ведь теперь ни могильной плиты, ни тем более солевого круга было не разглядеть за буйно разросшейся рейнутрией, вылезающей через прутья оградки, да так плотно, что калитку невозможно не только открыть, но и разглядеть без подручных средств типа секатора. И два участка справа и слева от Надежды с кругом тоже заросли, будто никто не навещал их уже несколько лет.

Неприятное ощущение, возникающее всякий раз, когда сталкиваешься с запустением совсем недавно людных и оживленных мест, и особенно это понимаешь на кладбище: за мертвыми больше некому ухаживать, их больше некому вспоминать, потому что те, кто хранил воспоминания, теперь точно так же мертвы…

Некому больше спасаться от зловредного покойника кругом из соли, но не потому, что опасность миновала, а потому, что физически никого не стало…

И я бы в этот день только вздохнула сочувственно о бренности жизни и прошла мимо, поскольку обсуждать по большому счету мне этот факт особо не с кем.

Да вот только с бабушкиным участком что-то неладно: почему-то оказалась деформированной калитка, будто бы кто-то с такой силой пинал ногами прутья, что они аж выгнулись наружу, потому что пинал этот кто-то изнутри…

Я, конечно, обращусь к работникам кладбища, чтобы все починили, но следует ли мне в следующий свой приход принести соль?.. Что-то не хочется встречаться с бабушкой и дедушкой до того, как бабушкин участок станет и моим тоже.

Неладно что-то в этом кладбищенском товариществе. Соседи по кладбищу слишком много себе позволяют!

Ирина Родионова

Найти человека

На действенном сочувствии к чужому горю и держатся все наши поиски.

Агния Барто

Новодевичье кладбище молчало в окружении неприступной башенной стены из красного кирпича. Настя заметила золоченые купола издали, царапнула подлокотник. Слова стояли у нее в горле вязким комом: ни проглотить, ни выдохнуть.

Дед за плечом закашлялся в кислородную маску и округлил злые глаза, но Насте не хотелось смотреть на него через зеркало заднего вида. Не сейчас, только не сейчас. Ей бы с собой справиться. Она в очередной раз задержалась на работе, потом долго тряслась в душном и сладковато пахнущем вагоне метро, потом загрузила деда в такси и…

Водитель выскочил из салона, когда машина еще даже не остановилась до конца, так потрескивал воздух между Настей и ее дедом. Сама она вышла медленно, хлопнула дверцей и задержалась, положив пальцы на темное стекло, боясь его отпустить. Не поздно ведь еще передумать, вернуться домой. Вернуть деда.

Под ногой хрустнуло – потерянный кем-то детский кулон, бычок на черной толстой нитке. Умные мелкие глаза, белые пятна на боку. Настя отвела от него взгляд.

Таксист вырвал инвалидную коляску из багажника, разложил ее ловким движением. Тоже, значит, из клана помощников. Дед зашипел сквозь поток тепловатого кислорода, держась за ручку и не давая открыть дверь:

– Не пойду! Вишь, она заживо меня закопать хочет.

– На Новодевичьем-то? – хмыкнула Настя не оборачиваясь. – Денег не хватит, дед. Даже если ты нас с родителями в рабство продашь, все равно не хватит.

– Хоть какой-то бы толк от вас был… – забормотал дед и сдался.

У зеленой калитки их будто бы поджидали. Охранница с пустым