Сожженные приношения - Роберт Мараско

– Он нам нужен, – сказала она. – Все начисто пересохло.

Тусклые огоньки на другой стороне бухты совершенно исчезли.

Бен не сдвинулся с места. Она вернулась к нему и проговорила извиняющимся тоном:

– Мне надо сходить наверх, закрыть окна.

– Давай.

– Ты тут нормально?

Он кивнул ей и улыбнулся:

– Я не сделаю ничего, что может испортить твое лето. Обещаю.

– Наше лето, – поправила она. Потом наклонилась и поцеловала его в лоб. – Все шло так замечательно, Бен. Мы и мечтать не могли. – Она всматривалась в лицо мужа: выглядел он разве что чуть-чуть менее погруженным в себя. – Поверь мне. Пожалуйста.

– Иди давай к своим окнам, – сказал он.

Она быстро вышла из гостиной, поплотнее запахнувшись в шелковый халат.

Бен закурил следующую сигарету и сидел, слушая звуки снаружи, равномерные, приглушенные стеклом. Снова в его мозгу всплыл бассейн и образ Дэвида, падающего спиной в воду. И тетя Элизабет на другом конце, и как вода покрывает ее туфли. Он пытался вернуться туда, восстановить, что творилось у него в голове в эти ужасные пять, или десять, или сколько там минут. Но не находил ничего, кроме пустоты. Какая-то часть сознания закрылась от него, теперь это было что-то отдельное и за пределами его контроля. А если оно случится снова и снова?

Дождь продолжал барабанить по окнам и плитам террасы, потоки воды с монотонным ритмом лились по водостокам. Но вот на несколько мгновений все шумы смешались, и Бен, хорошенько прислушавшись, различил низкое, равномерное биение, пульсацию за окнами, темными, словно тонированные стекла машины.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Мэриан обнаружила Бена крепко спящим рядом с ней. Она подняла оконные рамы, впустив яркий свет (дождь лил всю ночь) и невероятно сладостный свежий аромат, надела рубашку и джинсы и вышла из комнаты. Дверь Дэвида была приотворена; она вошла внутрь, открыла окно и накинула на сына простыню, сброшенную им во сне. Дверь в комнату тети Элизабет была закрыта.

Ужин миссис Аллардайс остался нетронутым. За шесть дней она поела, если тут вообще уместно такое слово, всего однажды, и хождения с подносом вверх и вниз превратились для Мэриан скорее в ритуал. Вчера, вместо того чтобы вылить несъеденный бульон в канализацию, она разогрела его и выпила сама. Сегодня надо так же поступить с курицей. Это странным образом помогало ей меньше беспокоиться о состоянии миссис Аллардайс.

На террасе, куда она вышла с первой, разлепляющей глаза чашкой кофе, блестели лужи, сбегавший к бухте газон искрился и был явно зеленее, чем раньше. Расположенного справа бассейна отсюда не видно, можно разглядеть только подсобку, и то частично. Мэриан поставила чашку на балюстраду и обнаружила, что ноги несут ее по прохладной мокрой траве туда, к бассейну, а в действительности – к месту происшествия. Поднявшись по невысокому склону, она застыла.

Бассейн оказался переполнен, так что вода переливалась через бетонные бортики и текла в траву. Вода была чистой, ярко-голубой, а металлические поручни для спуска – отполированными и блестящими. Бетонный периметр оказался ровным и без трещин, и вдобавок его теперь окружала широкая полоса напитавшейся водой травы глубокого и роскошного зеленого цвета. Мэриан, завороженная внезапным преображением, подошла ближе.

Из подсобки до нее донеслось уверенное гудение фильтра – тот же звук, только громче, что и в гостиной наверху. Бен тщетно бился с ним несколько дней, припомнила она.

Она решила обойти кругом бассейна. За ночь весь мусор отфильтровался, и она наконец увидела дно, которое внезапно, как и стены, оказалось свежевыкрашенным. Встав на бортик, она чуть не наступила на что-то возле самой воды. Мэриан нагнулась, подняла разбитые очки, выловленные Беном, и принялась их рассматривать. Бен носил очки для чтения, и, кстати, весьма похожие; а тетя Элизабет не носила, хотя ей и следовало бы. Мэриан хотела было сунуть их в карман, но – какой в этом смысл?.. и она бросила их в мусорный бак у подсобки. Все ее внимание занимал сам бассейн.

Как это могло произойти столь быстро? Дождь? Фильтр, который наконец-то вдруг сам собой починился? Это объясняло чистоту воды, возможно даже чистоту облицовки бассейна, которая, вероятно, выглядела коричневой просто из-за налипшей грязи. Но бетонная окантовка еще вчера была потрескавшейся и неровной, это точно. Она поискала какие-нибудь улики, остановившись у поручней, теперь прочно закрепленных и без всяких следов ржавчины. Разумеется, объяснений навалом. (Как-то их друзья из Валли-Стрим рассказывали про бассейн на заднем дворе, задравшийся одной стороной на целых десять футов над землей из-за весеннего таяния снега. А тут то же самое, только наоборот. Да?) Навалом объяснений, все вполне разумные. И она их репетирует для Бена, осознала вдруг Мэриан, на случай, если он увидит бассейн, хотя она предпочла бы, чтобы не видел.

Почему?

Завтрак для миссис Аллардайс Мэриан сегодня отнесла раньше обычного – как только вернулась в дом. Она закрыла за собой дверь гостиной и поставила поднос.

Теперь здесь у левой стены стоял столик, который Мэриан приволокла из гостиной и который раньше ютился рядом с оранжереей. Маленький, изящный, со столешницей неправильной и причудливой зубчатой формы; на нем – высокая севрская ваза с розами, срезанными с единственного цветущего куста. Розы были и в кантонской чаше на тумбе возле двери, вместе с пушистыми облачками аспарагуса.

Комната почти мгновенно успокоила ее. Несмотря на опасения, которые она испытывала тут поначалу, гостиная, укромная и тихая, если не считать умиротворяющего гула, постепенно становилась тем уголком, где Мэриан чувствовала себя наиболее непринужденно и уединенно. Для нее эта комната являлась средоточием дома, его сердцевиной, так же как закругленный эркер там, за резной дверью, соединял, в архитектурном смысле, всю постройку. Все здесь приносило теперь удовольствие: свет, покой, обширные пустые пространства, казалось только и ожидающие, чтобы кто-то внес в них свою индивидуальность.

Мэриан прошлась по комнате: выключила лампу, раздвинула шторы, – и с каждым движением гнетущая тревога, которую она почувствовала возле бассейна, капля за каплей растворялась. Она обогнула стол, где на бархатной скатерти красовались аккуратно расставленные (ею самой) фотографии в начищенных рамках.

Из расположенных в дальнем конце окон открывался вид на бассейн, ярко-бирюзовый прямоугольник в белой рамке. Она посмотрела на него долгим взглядом, приглаживая волосы на висках. Да, преображение случилось, это очевидно; но, когда она смотрела на него отсюда, в ее реакции было больше чудесного изумления, чем шока и неприятного удивления.