Сожженные приношения - Роберт Мараско

– Это было не то же самое, – возразил Бен, и стало ясно, что за день он произносил эти слова уже не раз.

– Бен, да все то же. Ваше озорство вышло из берегов.

– Озорство? Хм…

– Именно это слово.

– Да господитыбожемой, тебя там даже не было. – Он грубо потушил сигарету, порвав ее, и Мэриан постаралась не обращать внимания на фарфоровую мисочку с розочками или на хлопья пепла на поверхности стола (лакированный клен).

– Нет, – признала она виновато. – Меня там не было.

– Я не могу выкинуть это из головы, – сказал Бен. – Господи, я только об этом и думаю.

– Здесь и проблема, – откликнулась Мэриан.

Он подался вперед и взял ее за запястье:

– Клянусь, Мэриан, я не понимаю, что там со мной произошло. Может, я отключился, или свихнулся, или еще что-то. Не знаю – но я не мог себя контролировать, не понимал, что делаю. Нет, черт побери, хуже: на самом деле я знал и не мог остановиться. Это и есть самое пугающее. Почему? Зачем мне вредить собственному сыну?

– Я уже говорила, Бен, это просто смешно.

– Нет, не смешно, – настаивал он, – это правда. Я хотел ему навредить. Дейви. Господи! Что, если я…

– Бен, послушай! – оборвала Мэриан мужа. – С Дэвидом все в порядке. – Она говорила внятно и неспешно, словно их разделяла больничная койка. – С ним все хорошо.

– Как с ним может быть все хорошо после того, что я пытался с ним сделать?

– Милый, ты все это выдумал.

– Я не выдумываю. – Он резко отнял свою руку, поднес ее ко рту и потер верхнюю губу все с тем же болезненно устремленным внутрь, отстраненным взглядом, который она наблюдала у него целый день. Бриз дул теперь постоянно, приподнимая и шевеля тяжелые шторы поблекшего синего цвета, которые она со временем намеревалась поменять или хотя бы попытаться залатать. Бен долго молчал; Мэриан молчала тоже, прислушиваясь к ветру и металлическому позвякиванию цепочки-выключателя о лампу. Наконец Бен спросил очень тихо: – Что тебе рассказала тетя Элизабет?

Мэриан пожала плечами:

– Ничего сверх того, что ты слышал сам. Что иногда ты хуже ребенка и не знаешь, где надо остановиться. – Она улыбнулась. – Аминь.

Если это и была ложь, то близкая к реальности. В конце концов, тете Элизабет семьдесят четыре, ожидаемо, что она не совсем точно все разглядела, и расслышала, и рассказала (иногда, как недавно обнаружила Мэриан, речь тетушки становилась бессвязной). На самом деле ее история примерно совпадала с тем, что только что излагал сам Бен. За исключением того, что он специально хотел причинить Дэвиду вред. Тетушка даже не намекала на такое. А если она так думала и скрывала от Мэриан и если именно это подозрение заставило ее уйти к себе и просидеть в комнате бо́льшую часть дня – что ж, Мэриан не могла в это поверить, как и в версию Бена, раздавленного чувством вины. Безумие.

Сама идея немыслима.

– А Дейви?.. – тихо спросил он.

– Он отходчивый, – ответила она, – ты же знаешь.

Бен избегал сына, пока Мэриан буквально не толкнула их друг к другу, но, по мнению Бена, объятия получились преждевременными и тягостными. Отходчивый или нет, Дэвид, проглотив свой ужин, вместо того чтобы вечером посидеть в библиотеке перед телевизором, ушел к себе в комнату.

– С его точки зрения, – продолжила Мэриан, – произошло именно то, что я сказала. Озорство вышло из-под контроля: ты пытался преподать ему урок и вас занесло, обоих. Видела я это или нет, больше ничего не случилось. – Она ждала реакции Бена. Наконец-то ей удалось достучаться – он посмотрел на нее, и в его взгляде читалось теперь если не полное доверие, то нечто вроде мольбы о поддержке. Мэриан легко дотронулась до его рта. – Он получил хорошую порцию испуга, а ты – опухшую губу. Давайте на этом остановимся и не будем дуться весь остаток лета. Хорошо, милый?

Запах дождя усиливался, заполняя комнату. Через минуту ливанет, и хотя смотрела сейчас Мэриан на лицо Бена, продолжая нежно касаться его, она не могла избавиться от тревожного сигнала: «Окна. Где открыты окна?» И одновременно с этим: «Почему в такой момент меня отвлекает нечто подобное?» Надо постараться выкинуть это из головы, а заодно и неожиданную, пугающую мысль, что она, возможно, преуменьшает инцидент ради дома, ради того, чтобы защитить их лето. Но ведь то, что она тут говорила Бену, она говорила искренне, несомненно искренне, убеждала она себя. Идея, что он может причинить вред Дэвиду, абсурдна, и наверняка рука Провидения (благодарение богу за миссис Аллардайс) видна в том, что ей не пришлось наблюдать все воочию и потому иметь право занять теперь разумную и объективную позицию.

Она отвела волосы с висков, повторив этот жест несколько раз. Бен смотрел на нее и вдруг провел тыльной стороной ладони по ее волосам.

– А что, если это больше не шуточки, Мэриан? – произнес он. – Не просто смешные случаи с машиной, ключами или пропавшими контрольными. Что, если это наконец случилось?.. – Он щелкнул пальцами. – Вот так. Черт, как долго можно держаться на грани?

– На грани чего?

– Это называется срыв.

– О, бога ради, Бен…

– Мэриан, я отключился. – Он наклонился и посмотрел прямо на нее. – Веришь ты или нет, именно это и произошло. Я не понимал, что делаю.

– А сейчас не понимаешь, что несешь. Это разве не то же самое? И если я отстану от тебя, ты зависнешь в этом состоянии и раздуешь его так, что в самом деле разболеешься. Все тугие и запутанные узлы, мой дорогой, оставлены в городе вместе с Байронами, Маккензи, пианино и Надзирательницей. – Она потрогала подлокотник кресла, обитый желтым шелком, и подняла глаза на потертый сборчатый ламбрекен над окнами. – Сюда… – произнесла она с благоговением, появлявшемся в ее голосе, когда она говорила о доме, – сюда мы приехали, чтобы отдохнуть. – Она медленно поднялась и протянула ему руку. – Пойдем со мной спать.

И все же случилось именно то, что он запомнил, верила она ему или нет. Может, они и оставили узлы в городе, но все же один такой ухитрился проскользнуть между двух каменных колонн.

Бен взял руку Мэриан и немного помолчал.

– Все пройдет, – проговорил он, – дай мне время.

– Обещаешь?

Не успел он ответить, как на землю вместе с мощным порывом ветра обрушился ливень, загрохотал на террасе по металлическим стульям и стеклянной столешнице.

– Бог мой, – сказала она, – ты только послушай!

Она вытащила ладонь из его руки и быстро