Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

Теплым майским вечером Ральф Хэтчерд посиживал на террасе с видом на сад своего новоприобретенного дома. Утро он провел в гольф-клубе с братом, Фрэнсисом; послеобеденное время посвятил прополке и посадке цветов и теперь был рад, развалившись в плетеном кресле, пробежать глазами газету, ибо до сих пор не выбрал для этого минутки. Вот уже целый месяц, как он обосновался в Телфорд-хаусе; то и дело вспоминая свою жизнь, полную довольства и приятных хлопот, он не мог отыскать в ней периода, когда того и другого было бы больше, нежели теперь. По слухам, стоит только человеку уйти на покой, как он начинает деградировать и разумом, и телом, жиреет, разленивается и теряет кураж – тот самый кураж, который держит дряхлость на расстоянии. Хэтчерд знал теперь, насколько несправедливо такое мнение; опыт последнего месяца говорил ему об обратном. Действительно, в гольф и бридж он играет с прежним азартом, да еще находит время для чтения серьезных книг. В саду он возится, если можно так выразиться, с ненасытным упоением; по утрам просыпается свежий и бодрый, готовый провести день в трудах; по вечерам с удовольствием ложится в постель, засыпает сразу и спит глубоко, без сновидений.

И вот он расслабился; некоторое время он побудет один, спокойно ознакомится с последними новостями. Впрочем, новости не слишком его интересуют – взгляд отвлекается, скользит по лужайке, по клумбам, которые столь долго не ведали должного ухода, а ныне их с садовником совместными усилиями приведены в полный порядок. Завтра будет подстрижена лужайка, высажены кусты поздних роз… На мысли о розах Хэтчерд, наверное, задремал, ибо, очнувшись, услышал шаги где-то у себя за спиной, а вскоре и постукивание трости по плиткам террасы. Хэтчерд не стал оглядываться. Это Фрэнсис вернулся; кому же еще и быть? Брат отлучался за покупками, у него ревматизм, и он прихрамывает; правда, до сего дня Хэтчерд не замечал, что хромота столь сильная.

– Что, Фрэнсис, ревматизм дает о себе знать? – произнес Хэтчерд, по-прежнему сидя спиной к террасе.

Ответа не последовало, и тогда он повернул голову. Терраса была пуста; ни брата, ни кого другого Хэтчерд не увидел.

Его постигло мгновенное изумление; затем он догадался, что попросту спал – вон и газета соскользнула с колен. Разумеется, звуки навеяны сном. Подтверждение явилось тотчас: кто-то шел по улице, постукивая тростью, – Хэтчерд отчетливо это слышал. Он больше не сомневался: эти-то шаги и этот стук, наложившись на его сновидение, и стали причиной странного эффекта при пробуждении. А снился ему – теперь он припомнил – снился ему бедняга Рэкстон. Он злился, он бушевал, совсем как после приговора, – но было что-то еще, и вот эту малость Хэтчерд уловить никак не мог.

Солнце село, и вечерний воздух, неожиданно зябкий, вызвал у Хэтчерда мурашки по коже. Хэтчерд поднялся и шагнул на мощеную дорожку, которая огибала лужайку. Он шел, с хозяйским удовлетворением взирая на результаты дневных трудов. К примеру, вот эта клумба: еще неделю назад она была вся в сорняках, а теперь здесь ни травинки… Ах нет, одна ниточка мокричника все-таки сумела затаиться. Хэтчерд склонился над клумбой – и в этот миг снова услыхал прихрамывающие шаги, и отнюдь не с улицы, а рядом, на террасе. Затем скрипнуло плетеное кресло, будто бы кто-то в него уселся. Хэтчерд поднял глаза: никогошеньки ни на террасе, ни в кресле.

Вообще странно для человека, столь здравомыслящего и практичного, как он, Ральф Хэтчерд, дергаться от разных звуков вроде эха от брошенного камня или непроизвольного скрипа; иными словами, Хэтчерд без труда отмахнулся от наваждения. Занятий у него хватало, и все же раз или два на следующей неделе его посещали впечатления, которые он живо заталкивал в чулан разума заодно с прочей чепухой. Например, однажды утром, когда садовник пошел перекусить, Хэтчерду почудилось, будто он прячется за тутовым деревом, наполовину скрытый листвой. Хэтчерд не поленился даже обойти дерево, но не нашел ни садовника, ни кого-то другого. Тогда он вернулся на прежнюю позицию и с тайным облегчением понял, что шутки с ним шутит солнце и что человеческая фигура создана игрою света в листве. Хэтчерд по-прежнему был бодр по утрам, но у него возникли проблемы с засыпанием. Во сне его, словно дичь, преследовали кошмары, и просыпался он в безотчетном ужасе.

Никогда Хэтчерд не мог вспомнить своих снов в подробностях, знал только, что за ним гналось нечто невидимое и полное ярости, что являлось оно из сада, что шустро хромало по лестнице на второй этаж и далее до последней двери в коридоре, за которой была его спальня. И неизменно он, Хэтчерд, едва-едва успевал захлопнуть за собой эту дверь, и неизменно пробуждался от грохота, который имел место вовсе не наяву. Тогда он включал свет и невольно глядел из постели на дверь и на фрамужное окно над нею, назначением которого было освещать темный конец коридора. Хэтчерд, таращась на это окно, словно бы хотел убедиться, что на него самого никто и ничто не таращится с той, другой стороны. Однажды он, выбранив себя за трусость, даже встал, дошел до двери, распахнул ее и включил свет в коридоре. Там было пусто.

Отныне в дневное время Ральф Хэтчерд был сам себе хозяин, хоть и понимал: самоконтроль дается ему все труднее. Часто, очень часто слышал он шаги хромого невидимки – то по террасе, то по мощеной дорожке; и вместо того чтобы привыкнуть к этой безобидной галлюцинации, которая до сих пор не разворачивалась во что-то большее, начинал страшиться ее. Впрочем, до определенного дня галлюцинация посещала Хэтчерда лишь в саду…

Минула уже половина июля, когда удушливым поздним утром с юга пригнало грозу. Час или два слышались отдаленные громовые раскаты, но Хэтчерд продолжал возиться с клумбами. Предупреждением ему стали несколько тяжелых прохладных капель; сейчас будет ливень, понял он и поспешил к дому. Едва он достиг двери в холл, как отворились небесные шлюзы, и разразилась буря поистине тропического масштаба, и пар поднялся над террасой. И вот Хэтчерд, стоявший в дверном проеме, услышал шаги невидимого хромонога. Медленно шел хромоног сквозь ливень, без спешки поднялся он на террасу и приблизился к двери. Однако не остановился, о нет; Хэтчерду почудилось, будто нечто прошелестело мимо него, переступило порог и зашаркало через холл в ту самую гостиную, где в одно мартовское утро под его надзором дрожащая Рэкстонова рука поставила