Студент богословия - Майкл Циско

богословия. Дух лошади поднимается в нем, он трясет головой, капли формальдегида кропят толпу, опускаясь на волосы, стекая по лицам видениями прошлого. Испуганные, люди разбегаются, словно крысы. Студент богословия скребет по земле пальцами и каблуками, вздымая облака пыли, чувствует, как дух рывком устремляется в небо. Красные и зеленые огни в груди тускнеют и меркнут.

Тео Дезден, мясник, сжалившись, затаскивает его в лавку и прислоняет к витрине. Студент богословия, промокший и истощенный, хватает ртом воздух. Через некоторое время он приходит в себя.

Он сидит и наблюдает за мясником. Дезден работает — один в пустой лавке, — рубит барашка. Ряды тесаков в скрутках и острых как бритва ножей с гладкими стальными рукоятками позвякивают на белом прилавке, превращая комнату в подобие операционной. Сверкающие крюки для мяса висят у него над головой, на цепи вдоль дальней стены, ободранная туша с белыми шариками глаз покачивается в потоке воздуха из подвесного вентилятора. В лавке чисто, пахнет мокрым цементом и дождем, монотонные удары тесака дробят кости, куски мяса и ребра, соскальзывающие с алыми ручейками на латук — в прохладные стеклянные ящики. Пол клетчатый, дальняя стена — одно огромное незапятнанное зеркало. Студент богословия замечает, что Дезден, рубя мясо, не сводит глаз со своего отражения, у рта проступают презрительные морщины, взгляд стекленеет. На нем нет живого места, голые предплечья и руки в шрамах и порезах, губы и кончики пальцев кровоточат, и студент богословия понимает, что неосторожность мясника умышленна. Дезден бормочет что-то про себя и одним резким ударом перерубает спину барашка. Швыряет прекрасно нарезанное мясо в ящики, берется за цепь, чтобы подтянуть новую тушу, легко скользящую на промасленных колесах, снимает ее с крюка и начинает играючи рубить, аккуратные ломти отлетают и горой ложатся перед ним на прилавок.

Снаружи проезжает машина, студент богословия смотрит, как в открытую дверь влетает муха. С неподвластной взгляду быстротой Тео распрямляется, метнув через комнату четырехдюймовый нож — сталь вспыхивает под люминесцентными лампами и впивается в насекомое. Черные половинки падают на кафель, нож приземляется на рукоятку, на буфет, скользит еще дюйм и замирает у основания зеркала. С трудом студент богословия встает на ноги.

— Не беспокойтесь, — поднимает он руку и берет нож. — Вот.

Возвращается к прилавку и отдает мяснику. Тонкая прозрачная капля блестит на стали там, где лезвие рассекло муху. Дезден благодарит его, и студент богословия, шатаясь, идет к двери и выбрасывает половинки на улицу.

— О, — он оборачивается и снова подходит к прилавку, держась за голову. — Ваша лошадь…

Опускает руку в карман, нашаривая деньги.

— Забудь. Она не моя.

Студент богословия упрямо отсчитывает монеты, но Дезден сгибается над весами и закрывает его ладонь. Пальцы мясника холодные и сухие.

— Она не моя. На ней ездил мой поставщик. — Дезден отводит его руку в сторону. — Он прибыл вчера продать мне туши, но, когда я платил ему, на улице закричали. Его лошадь упала в корыто, мы кое-как ее вытащили, но она все равно уже умерла. К тому времени поставщик удрал с моими деньгами, оставив мне эту тварь.

Он снова начинает рубить мясо и через несколько секунд говорит:

— Ты избавил меня от хлопот. Теперь мне не надо решать, что с ней делать.

Студент богословия смотрит на дверь. Голова плывет, и на миг он хватается за прилавок.

— Ты не в том состоянии, чтобы уйти.

— Можно остаться? — студент богословия обращает к Тео бледное лицо. — Я заплачу.

— Можешь спать в морозильной камере.

Студент богословия платит мяснику и опускается за один из столиков, украшенный кувшинчиком с белыми и розовыми гвоздиками. Наконец Дезден подходит и, протянув ему стакан воды, садится напротив.

— Чем занимаешься?

Закончив пить, он отвечает:

— Я — словопыт.

Студент богословия достает тетрадь, показывает ее Тео. Мужчина изучает страницу, заполненную минувшей ночью. Поднимая брови, указывает на слово «редактор».

— Вот это стоящее. — Сверлит буквы взглядом и возвращает тетрадь. На его лице — грусть.

— Думаю, это хорошее дело.

— Я собрал их прошлой ночью, пока спал, — смущается студент богословия.

Вздохнув и кивнув, Дезден снова уходит за прилавок и принимается рубить туши. Его лицо каменеет. Он начинает резать себя.

Время идет. Студент богословия сидит, безмолвный и оглушенный, не думая ни о чем, уставившись на дверь пустыми глазами. Отгоняет мысли из страха потерять сознание или остатки сил. В конце концов он собирается и спрашивает, в котором часу Дезден закрывает лавку.

— Возможно, мне придется снова уйти, — говорит он.

— Я сплю на втором этаже, в задней части дома, просто брось камешек в окно, если меня не будет внизу. — Дезден кивает и, сунув ломоть мяса в дробилку, ухмыляется — У меня нет планов на вечер.

Студент богословия, накренившись, вываливается из двери — в лицо ему бьет сухой и желтый уличный воздух. Вперед, за угол, — бесцветная грязная дорога змеится к центру города, под шепчущими ветвями таятся тени. Тишина. Чем дальше, тем уже дорога, немые камни ловят его шаги. Он минует кладбище при часовне, спешит к началу Восковой улицы и замирает от низкого свистка.

За погостом — у рощи деревьев на окраине — он замечает облако белого пара, плывущее в город. Любопытство заставляет его приблизиться, и он подходит, глядя, как поезд скользит и останавливается, скрипя тормозами. Пар заволакивает станцию, выплескивается на церковный двор и, вырываясь из пасти гаргулий, накрывает часовню.

Несколько человек, закутанных в черное, затмевают платформу и поднимают руки, сухие, как голые ветви, чтобы вытащить гроб из вагона. Шестеро мужчин — теней в костюмах — несут его. Открытый экипаж, украшенный венками и гирляндами, огибает часовню, влекомый черной кобылой с высоким траурным плюмажем. Студент богословия смотрит, как они ставят гроб на дроги, и вздрагивает от ужасной идеи, пришедшей ему на ум.

Шагая медленно и осторожно, он отворачивается от погоста и идет по Восковой улице к центральной площади, отрицая собственную мысль.

В переулке, у самого офиса Вудвинда, он останавливается, заметив на подоконнике красивого кота. Зверек черный — лишь на горле белое пятнышко. Студент богословия тоже в трауре — выцветший воротничок слабо мерцает над тяжелым пальто.