Студент богословия - Майкл Циско

Студент богословия

Туча

ервые черные тучи плывут по небу среди белесых клочьев тумана, сопровождаемые шелестом занимающих места зрителей. Каждое облако имеет четкие очертания, а одно особенно выделяется, возвышаясь над остальными подобно айсбергу. Оно неотвратимо приближается, быстро погружая в тень зеленое ущелье. Ныряет в расселину, неся с собой запах дождя и тревожный стук капель по листьям и травам.

Студент богословия в тяжелом черном пальто взбирается по крутому склону. Его ноги скользят по влажной траве — чтобы удержать равновесие, приходится раскинуть руки. Он промок до нитки, его очки запотели, с них струится вода. Землю на склоне размыло, она стала скользкой. Чтобы не упасть, он цепляется за корни и камни. Ему не хотелось пропускать прогулку из-за дождя. Небо над головой из серого становится черным. Задыхаясь, он делает последний рывок и поднимается на холм. Несколько секунд стоит, согнувшись, упираясь руками в колени, а затем оборачивается и окидывает взглядом долину, простирающуюся вокруг, словно зеленая чаша.

Небо над ним рокочет, сделавшись угольно-черным, его затмевает туча-айсберг. Раскрасневшись, студент богословия идет по зеленому лону холма к самой высокой точке. Проводит рукой по коротко стриженным волосам. С пальцев течет вода. На вершине небо над ним раскалывается. Он стоит в высокой траве и смотрит вдаль, ветер раздувает его рукава и играет полами пальто, когда голубая молния вонзает в него когти. Слетает с небес, как столп света, и отрывает его от земли. Тучи, на мгновение разойдясь, низвергаются и сбивают его с ног. Один бесконечный миг он висит в воздухе, простертый между небом и землей — тело выгнуто, глаза распахнуты, пальцы царапают пустоту, бледное лицо искажено криком, — а затем падает в грязь, мертвый, как камень. Сырая трава лезет в рот, вода бежит по промокшему пальто, остекленевшие глаза широко открыты и взирают на сведенную судорогой руку — капли падают в ладонь, позвоночник сломан.

Над головой плывут облака. Дождь продолжается, время идет.

Его находят. Поднимают. Спускают с утеса, скользя по грязи. Земля выравнивается, кроны деревьев смыкаются над ними как облака, роняя на головы тяжелые капли. Его несут к приземистому зданию, спрятанному среди листвы и теней. Не мешкая, они входят, кладут тело на пару козел и начинают резать. Потрошат его, словно рыбу, вскрывают от горла до талии, красными от крови руками раздвигают ребра. Голова и плечи трупа висят в воздухе, руки касаются пола и дергаются, когда они вытаскивают внутренности, сваливая их на пол дымящейся кучей. Затем приносят кипы книг и бумажные папки, вырывают страницы, вытряхивают исписанные листы и засовывают их внутрь, набивая ими грудную клетку, сминая их у него в животе.

Что за страницы они выбирают и какие книги рвут — несущественно, важно только заполнить его письменами, вернуть, чтобы он мог выполнить задание. Они зашивают его, несут к ванне (руки и ноги болтаются, цепляются за вещи, опрокидывают столы и стулья) и бросают в воду. Голубые брызги разлетаются по каменным плитам. Все как один, они задерживают дыхание и, распахнув рты, беззвучно кричат, подставляя его лицо под льющуюся из крана струю, погружая в воду красными руками — под сенью крыльев. Студент богословия дергается так, что вода плещет через край. Зияя провалами ртов, они сильнее прижимают его ко дну. Содрогаясь, он заваливается на бок. Они полностью открывают кран, держат его голову под струей, не дают отвернуться. Он бьется, тело становится мертвенно-бледным. Его рот широко распахивается, глаза открываются. Все беззвучно кричат.

Они вытаскивают его из ванны.

Дрожащего, бледного, мокрого, его ставят на колени, поддерживая за голову, пока он извергает воду и смотрит на кучу собственных внутренностей на каменных плитах. Поняв, что это, он снова кричит. Кричит, пока не падает в липкую тьму.

Позже его находят в Семинарии, на койке в лазарете, бледного и бесчувственного. Санитары смотрят на него, качая головами:

— Как он сюда попал?

Через пару часов студент богословия приходит в себя. На мгновение воспоминания встают перед ним как черные, холодные волны — он отшатывается, приказывая себе забыть. Пальцы вцепляются в него — мнут плоть, словно глину, вода течет изо рта на серые каменные плиты. Он резко садится и видит окна, вырубленные в противоположной стене — без очков они кажутся ему бельмами. С затянутого облаками неба струится призрачный свет. Он смотрит на свои руки. Словно лапы хищной птицы, они смыкаются на бесцветном одеяле, теперь в них есть что-то механическое. Он сидит, неподвижный, как изваяние. Никто не обращает на него внимания, никто к нему не подходит. Он то отключается, то приходит в себя — всякий раз во рту появляется горький привкус, виски пульсируют.

Разбитый, он пробуждается снова — на следующий день — и не может определить, утро за окнами или вечер. Кто-то высокий и костлявый плывет по нефу и останавливается у изножья его кровати, словно швартующийся корабль. Через некоторое время он узнает визитера — это один из высших чинов, учитель, которого боятся все семинаристы. Его черты расплываются в сумерках. Студент богословия с трудом вспоминает нужное имя: это Фасвергиль. Словно откликнувшись, Фасвергиль врастает в землю. На нем сутана — внизу ткань превратилась в лохмотья. Студент богословия поднимает глаза. Фасвергиль смотрит на него.

— Ты пережил настоящее приключение. Двое мальчишек видели, что с тобой случилось.

Студент богословия чувствует внезапную тяжесть в груди. Он пытается заговорить, но из сожженного горла вырывается хрип, и он сдается.

— Кто привел тебя сюда? — Фасвергиль склоняется над ним, пронзает взглядом, изучает его лицо. — Что такое? — шипит он.

Но студент богословия опять отключается, серая пелена затмевает глаза — удается сосредоточиться лишь на едва различимых хищных руках на одеяле. Он сидит, немой и опустошенный. Из ниоткуда Фасвергиль говорит, что вернется, и уходит в никуда, оставляя студента богословия нигде, совсем одного.

Возвратившись в свою комнату, он целыми днями сидит за столом и смотрит, как облака проплывают мимо грязных окон. Иногда ветер стонет в трубе, и он вздрагивает от удивления, но чаще всего просто наблюдает за небом, прижимая