Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

два назад, вскоре после катастрофы, один деревенский старикан божился, что видел, как из-за поворота бесшумно выскочил автомобиль и растворился у закрытых ворот парка. А другой потом заявил, что слышал на этом самом месте рев мотора и чудовищный вопль, но ничего не видел.

– Вопль – довольно жуткая подробность! – заметил я.

– А! Понимаю, к чему ты клонишь. Я-то подумал, он о сирене. У Гая, видишь ли, была сирена, издававшая совершенно жуткий вой. У меня от него всегда волосы дыбом вставали.

– И это вся история? Одному старику почудился бесшумный автомобиль, а другому – невидимый? – уточнил я.

Гарри стряхнул пепел с сигареты в камин.

– Нет, что ты! Человек шесть нечто видели или слышали. Байка подкреплена множеством свидетельств.

– Несомненно, тщательно обговоренных в трактире, – вставил я.

– Так или иначе, по темноте там никто ходить не желает. А привратник уволился через неделю-две после катастрофы. Заявил, что каждую ночь слышит, как у ворот сигналит автомобиль, и устал бегать проверять.

– И что же автомобиль?

– А не было никакого автомобиля. Пусто. Привратник счел это чертовщиной и отказался от хорошего места. Да еще жена его всякий раз слышала детский крик и, пока муж ходил до ворот, проверяла, как там дети. А сами дети…

– Как, они тоже? – поразился я.

– Они все спрашивали у матери, что за девочка ходит туда-сюда по дороге и отказывается с ними играть и говорить.

– Многогранная история, – заметил я. – Все свидетели видели и слышали разное.

– Да, потому‐то я и думаю, что байка стоящая, – объяснил Гарри. – Меня истории о привидениях не слишком интересуют, но раз уж есть на свете привидения, а на том месте погибли Гай и ребенок, почему бы людям не наблюдать разные феномены? Один слышит автомобиль, другой – видит; один слышит ребенка, другой – видит. Как ты считаешь?

Должен признать, что эта мысль не приходила мне в голову, и чем дольше я ее обдумывал, тем более логичной она мне представлялась. Ведь у большинства оккультные способности к восприятию духовного мира (который, как я полагаю, населен весьма густо) запечатаны – другими словами, большинство людей никогда не видят и не слышат призраков. И разве в таком случае не вероятно, что у немногих оставшихся – тех, кому случалось или может случиться стать свидетелями оккультных феноменов, – проявятся не все способности, а лишь некоторые: у кого‐то – ясновидение, а у кого‐то – яснослышание?

– Да, пожалуй, это логично, – согласился я. – Не отвезешь ли меня туда?

– Разумеется! – ответил Гарри. – Если останешься до пятницы, я свожу тебя в четверг. Остальные уедут, и мы сможем оказаться там, когда стемнеет.

– Увы, я не могу задержаться до пятницы, – покачал головой я. – Мне обязательно нужно уехать в четверг. А как насчет завтра? Не можем ли мы заехать туда по дороге в Ханстантон или обратно?

– Нет, придется сделать крюк в тридцать миль. К тому же если мы хотим оказаться в Берчеме после наступления темноты, то сюда вернемся лишь к полуночи, а у меня все же гости.

– Ах, так что‐то слышно и видно только в темноте? – переспросил я. – Это не слишком интересно. Будто киносеанс в темном зале.

– Катастрофа‐то произошла ночью, – объяснил Гарри. – Не знаю, как полагается, но, думаю, это могло повлиять.

На языке у меня вертелся еще один вопрос, но мне не хотелось его задавать – я предпочел бы получить ответ, не спрашивая напрямую.

– А я не знаю, как полагается вести себя автомобилям, – заметил я, – и не понимаю, что ты имеешь в виду, когда называешь машину Гая Эльфинстона норовистым диким зверем, который любил переезжать кур и кроликов. Ты упоминал, что норовистым был скорее владелец. Он не терпел остановок?

– Он выходил из себя, если останавливаться приходилось слишком часто, – ответил Гарри. – Никогда не забуду свою единственную поездку с ним, когда нам буквально через каждые сто ярдов встречались телеги и пешеходы. Жуткое было путешествие – словно с сумасшедшим. А когда мы въехали в ворота парка, навстречу выбежал пес Гая, однако тот ни на дюйм не свернул с пути – переехал беднягу, скрежеща зубами от ярости. Больше я с ним никогда не ездил. – Гарри остановился, угадав мою мысль. – Послушай, только не подумай… не думай, что…

– Нет, конечно.

Дом Гарри Кумб-Мартина стоит близ песчаных утесов суффолкского побережья, изъеденных ветрами и жадностью ненасытного бездонного моря. В нескольких сотнях ярдов оттуда, в глубине волн, лежит старинный город Данвич – некогда второй порт в Англии. Из семи его великолепных церквей уцелела лишь одна, да и та наполовину разрушена силами наступающего моря, разъедающего утес. Фут за футом она исчезает, и уже половина церковного кладбища канула в бездну, так что из песчаного утеса, словно соломинки в стакане, торчат кости тех, кто некогда упокоился в доброй твердой земле.

Не то воспоминания об этом мрачном зрелище, увиденном днем, не то рассказ Гарри взбудоражили мой ум, а может быть, меня лишил сна суровый воздух этого края, столь непривычный для человека, обитающего в дремотном спокойствии норфолкских озер, – так или иначе, едва я потушил свет и улегся в постель, как вспыхнули софиты моего мысленного театра, и меня охватила исключительная бодрость. Тщетно я считал до ста и в обратном направлении, воображал стадо овец, выходящих по одной через дыру в воображаемом заборе, и пытался счесть их однообразные морды, играл сам с собой в крестики-нолики и подсчитывал очки в парном теннисе – каждое повторение этих якобы усыпляющих упражнений лишь пробуждало меня еще больше. Я продолжал упорствовать в этих выматывающих подсчетах даже после того, как они доказали свою полную бесполезность, – не в надежде уснуть, а потому, что до странности не желал проводить бесконечные ночные часы за размышлениями о выпирающих из утеса останках, равно как и о теме, на которую лишь несколько часов назад пообещал Гарри не задумываться. Именно потому я предавался на протяжении ночи этим дурманящим умственным упражнениям, прекрасно сознавая, что стоит мне остановить изнурительный конвейер моих мыслей, как им на смену тотчас придут размышления об отвратительных предметах. Словом, я вынуждал свой ум громко разговаривать с самим собой, чтобы заглушить другие голоса.

Постепенно эта абсурдная ментальная зарядка сделалась невозможна – мой ум решительно отказался продолжать, и я обнаружил себя за напряженным обдумыванием – не костей, торчащих из полуразрушенного утеса, а темы, над которой обещал не задумываться. И сразу же меня озарило, почему Гарри предостерегал меня от размышлений – конечно, для того чтобы я не пришел к тем же выводам, к каким пришел он сам.

Здесь нужно сказать, что вопрос о явлениях призраков – в определенных местах, домах и так далее – всегда представлялся мне малоисследованным: недостает доказательств ни их существования, ни их отсутствия. С древнейших времен и уж во всяком случае согласно