По воле чародея - Лилия Белая

настоящую историю. Изначально тому колдуну надо было стать бессердечным, провести страшный ритуал. Говорят, он вырезал себе сердце, положил его в ларец, ларец тот закрыл в сундук на семь печатей и подвесил на дубе. Когда обряд был совершён, за сердцем он вынул душу, а из неё свою смерть. Чтобы всегда оставаться молодым и жить вечно.

– Это невозможно!

Пан Вишнецкий возмутился:

– Я рассказываю тебе сказку в подлиннике, а не тот детский лепет, который ты, вероятно, читала Данилушке! Так вот, волхв переиграл богиню, спрятав свою смерть на конце иглы. А игла та была из чистого серебра и не могла коснуться её Маренья!

С грохотом распахнулось окно. Со свистом ветер задул свечи. Властош удержал дрогнувшую Настю, поджал губы. Нельзя вслух произносить запретное имя.

Он ведь не её слуга.

– В-вы хотите сказать, что это веретено и есть – та самая игла чародея? Вы верите в эту легенду?

Властош повернул Настю к себе.

– Ох, а ты, видно, до сих пор веришь, что череп на моём посохе – игрушка, а не отрубленная голова несчастного колдуна?!

Властош громко рассмеялся. Настасья и впрямь не могла уверовать в то, что сказки, знакомые ей с младенчества оживали на глазах, и показывали себя с самой жуткой стороны. Но Вишнецкий решил дать им волю.

– Крутись колесо, кружись веретено!

После этой фразы, одним рывком крутанул он большое колесо. Неприятно зажужжал механизм, заплясало веретено, и засверкала смерть безымянного чародея на конце иглы, маня забрать новую жертву, отдать дань богине Маренье.

Настасья так похолодела от ужаса, что Властошу показалось, будто удерживал он за плечи не живого человека, а труп. И страха девочки всё же было ему мало. Наклонившись над ухом Искусницы, зашептал он стихотворное заклинание:

Кружись-танцуй, веретено

Крутись, гнилое колесо.

Дай напиться, погубить,

Душу бесу отпустить.

Крутись, гнилое колесо!

Танцуй волчком, веретено!

С шумом работала прялка, но Анастасия слышала только завораживающие жуткие слова чародея. Разум угасал. Со скрипом кружилось колесо. Настя смотрела, не моргая. Вертелось веретено. Настя уже не слышала Властоша. Он увлёкся и не заметил, как закрыл глаза, читая повторяющиеся фразы.

Как сквозь пелену, медленно Искусница протянула руку…

Прялка жаждала крови, умирала без неё, так, точно была живой. Смерть легендарного бессмертника не прочь была забрать душу Настасьи, маленькой златовласой девочки, избранницы Сварга, лютого врага Мареньи. Так дай ей напиться, дай погубить!

– Крутись волчком веретено; Кружись гнилое коле… Настя, нет! СТОЙ!

Властош успел вцепиться в пальцы Анастасии, которая под сильным воздействием чар уже было поднесла их к игле.

Крик пана вернул Настю в явь. Она задрожала, оцепенела. Вишнецкий резко остановил колесо.

– К бесам в Огненное Царство собралась, замухрышка? – засмеялся он нервно. – Не отпущу! Ты мне здесь нужна. Я просто рассказал тебе сказку.

– Сказку? – мертвенным голосом повторила Настасья, со слезами воззрившись на пана.

Он улыбнулся и ответил:

– Казню я сегодня не тебя.

Казнит? Да неужели, не шутил?

Нет. Кончились шутки.

Вишнецкий отвёл девчушку подальше от прялки, хлопнул в ладоши.

Дверь отворилась, впуская в комнату тусклый, но желанный свет. Порог переступил Яков, волочивший за собой парнишку, которого Настя видела несколько раз в сопровождении Анфисы. Последняя, рыдая и причитая, плелась за ними. Завидев Настасью, Анфиса будто с ума сошла. Лицо её побагровело, но уже не от слёз, а от бушующей ярости.

– Это – из-за тебя, Искусница! Из-за тебя, дрянь!

Она резко набросилась на Настю, вцепилась ей в волосы.

Девочка завопила. Обороняться от острых ногтей пришлось локтями. Невольница старалась расцарапать Насте лицо. Яков ошарашенно глазел на драку, хотел оттащить крестьянку от дочки мельника, но не мог отпустить связанного Ивашку без приказа пана.

Властош смотрел на происходящее, спокойно сложив руки; он не спешил что-то предпринимать.

– Если бы ты не была Искусницей, Иваша бы не узнал и не сболтнул канцлеру!.. Мерзавка! Зачем, зачем он решился тебе помочь сбежать! Что в тебе такого чудесного-то?!

– Анфиса, оставь, – вдруг попросил Ивашка равнодушно, как бы отстранённо.

И в один момент, когда на лице Настасьи благодаря ногтям Анфисы заалела кровь, Властош решил прекратить – выкинул вперёд руку. Сияющий поток, ударивший из его ладони, отбросил взбешённую девицу к стене. Ударившись, Анфиса распласталась на полу.

Она захлебнулась криками, от отчаяния принялась бить кулаками по полу. Настасья, пошатываясь от боли, тяжело дыша, присела на стул.

– Высечь, – велел пан, кивком указав на Анфису.

Яков, другого приказа и не ожидавший, кивнул.

– Это мы запросто.

– Но не так сильно, Злотенко, – добавил шляхтич после недолгой паузы. – Мне девку ещё Мирону дарить.

Настасья слегка удивилась. Анфиса же в изумлении вскинула голову.

– Как? Меня… – её бешеные глаза округлились. – Меня – другому помещику?!

Властош пожал плечами.

– Вижу, поражена. Ты мне надоела. Радуйся. Мирон – человек миролюбивый и слишком добрый! Однажды, уверен, доброта эта хвалёная загонит его в могилу. Пока он жив, ты будешь каждый день благодарить Небеса за то, что к нему попала. А вот с тобой, Ивашка, у нас другой разговор, – колдун повернулся к доселе молчавшему крестьянину.

Сегодня парень был трезв. Хотелось вдрызг напиться, когда его известили о собственной скорой смерти, но управляющий не даровал ему такой возможности: мигом скрутил да бросил в холодную.

– Ослепления было, видно, тебе недостаточно. Ты смел предать меня перед королевским псом, вражиной Славении-Матери! Ты почти помог Настасье сбежать, дурень! Погибнуть могли все. У меня было мало времени на раздумья, какую кару тебе придумать, – чётко проговаривал Вишнецкий каждое слово, обходя узника кругами. – Хотел приказать бить тебя до смерти, пока дух не испустишь, но остановился на прялке. Самой милосердной смерти. За предательство четвертуют! По крайней мере так всегда было! Но нет! – голос Властоша Ладовича сорвался на крик. – У нас же новая эпоха, как сказал государь Леош! Век гуманизма и чёртовых либеральных взглядов! Нынче это вошло в моду! Забавно, что сам он их не придерживается! А вот я пошёл на уступки. Так что благодари, щенок дворовой…

Ивашка повесил голову. По кивку господина Яков развязал парня. Владелец усадьбы подставил руку под пухлые губы кмета, приказал поцеловать. Старый обычай от славенского закрепощения крестьян, хранящийся веками.

Целовать Иваша не стал. Вместо этого, отпихнул руку пана и плюнул тому прямо в лицо… Терять было нечего.

Яков и Анфиса ахнули. Настасья прикрыла глаза, понимая, что совершил парень, и какая участь теперь его ждёт. Но как бы ни желала, посочувствовать Ивашке не смогла.

Властош вытер рукавом мантии лицо. И