По воле чародея - Лилия Белая

Лилия Белая

По воле чародея

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Руслану Анатольевичу Герасименко – актёру, режиссёру и вокалисту.

Светлому волшебнику, чьё творчество стало символом моей студенческой молодости и даровало мне правило: трудиться, никогда не сдаваться и верить в свои мечты.

Спасибо Вам за Вдохновение!

Серия «Пути Ярилы»

Иллюстрация на обложку – REIST

Дизайн обложки – В. Давлетбаева

Иллюстрация на форзац – Юлия Миронова

Иллюстрация на нахзац – Hassliebe_Oxiko

© Белая Л., 2025

Пролог

Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут.

Псалтирь, псалом 36:1–2

Лето. 1643 г. от Рождения Солнца

В воздухе пахло бедой.

Туман стелился по густому лесу. Ночная мгла спрятала фигуру в плаще, мелькнувшую среди чёрных стволов сосен. Деревья шептались между собой, судачили на понятном только им языке и с укором указывали ветвями на убегающего лиходея, будто говоря друг другу: «Глядите, братцы, все его пальцы в крови! Душегуб! Припомнят однажды боги и госпожа Судьба ему содеянное!»

Если они и правда такое обсуждали, то отрицать сказанное было бы глупо. Человек, чьи руки обагрились кровью, скрылся в чаще западного Полесья.

Посреди леса и маленьких крестьянских избёнок на поляне возвышался громадный трёхэтажный терем. Даже при тусклом лунном свете возникало ощущение, будто дом полностью залит темнотой. Именно из него и выбежал преступник. Вскоре в окнах терема замаячил огонёк свечи. Потом раздался душераздирающий вопль.

– Беда! Люди добрые, беда! Убили! – кричала надрывно женщина. Несчастная дворовая по имени Палашка, нянюшка господского мальчика, мчалась оповестить в первую очередь слуг и хозяина дома, отца убитой. По пухлым щекам её текли слёзы.

– Палашка, что случилось? Кого убили?! – с тревогой спросила другая молодая невольница, выйдя из комнатки. Палашка попыталась что-то сказать, но рыдания, рвавшиеся наружу, не давали ей обронить ни словечка. Крик о помощи вновь услышал весь терем. Дворовые вставали и немедля бежали на зов. Мало ли, что там произошло? Быть может, опять хозяин лютует, опять забил до смерти очередную непокорную девку? Или его самого… Нет, об этом даже думать запрещалось!

Злую тьму коридора разогнали огни свечей канделябра. Толпа собравшихся расступилась перед паном Криошем Вишнецким – человеком богатым, владеющим тремя сотнями душ крестьян, ведавшим чернокнижие, самоуверенным и с весьма запоминающейся внешностью, при том хромающим на одну ногу. Он шёл, опираясь на трость. За ним следовал отрок. На вид внук Криоша казался гораздо младше своих тринадцати лет. Мальчик испуганно озирался по сторонам, да так резко, что его длинные белоснежные волосы выбивались из-под тесёмки на лбу и падали на широко раскрытые от страха глаза. Криош подошёл к рыдающей крестьянке, схватил её за ворот рубахи:

– Какого чёрта ты разбудила меня ни свет ни заря, негодная? Почитай, мало тебя порол! Ты толком объяснить уже ничего не можешь?!

Палашка лишь закрыла лицо руками.

– Убили… дочь вашу, г-господин, уби-или! – наконец смогли услышать её невнятные слова домочадцы.

Пан отстранился. Побледнел так сильно, что чёрные глаза, выделяющиеся на мертвенно-сморщенной коже, стали походить на пустые тёмные ямы. В них можно было утонуть, заблудиться или, на худой конец, встретить свою смерть. Мальчонка, стоявший за спиной дедушки, насторожился. Ему, верно, послышалось! Или это просто дурной сон?..

– Идите к себе, Властош Ладович. Утром у вас занятия, – холодно обратился к внуку Криош. Голос его, звучавший хрипловато, отдавал мраком.

Однако юный паныч, чувствуя недоброе, не послушался: дерзко оттолкнул деда в сторону и рванулся к трясущейся от слёз кормилице.

– Нянюшка! Нянюшка, родимая, скажи, что это неправда! Это ведь неправда…

Палашка погладила Властоша по светлой голове и вдруг судорожно вцепилась дрожащими руками в его сорочку.

– Милый, матушку… Пани Ладу, нашу Ладушку убили. Там… М-мёртвая лежит…

И не промолвив больше ни слова, Палашка опустилась перед Властошем на колени. Ей оказалось трудно говорить, трудно дышать – страх, перемешанный с отчаянием, душил во всю силу.

– Нет… Ты лжёшь… Нет! Мама!

Кормилица попыталась обнять ребенка, утешить, но тот вырвался и, расталкивая по пути дворовых, застывших от неожиданной новости, помчался в покои матери на верхний этаж. Нет! Такого не может быть!

В горнице было тихо и сумрачно. Огонь в облицованной плиткой печи едва теплился. На полу лежало тело матушки. Даже мёртвая, она оставалась благородно-красивой. В нежном кружевном платье с белым поясом, с серебряными волосами, рассыпавшимися по ковру. С открытыми пустыми глазами, потерявшими сияние звёзд. Точно перламутровая раковина, слабо светился кулон в виде месяца на её шее. Из него тоже вытекала жизнь, как из раны в груди женщины. Убийца вонзил кинжал в сердце по самую рукоять.

Властош глядел на жуткую картину, качал головой. Он не желал верить в то, что видит. Он не слышал ни голоса деда, вбежавшего в горницу и отдавшего приказ разыскать лиходея, ни воплей крестьян, потерявших свою единственную защиту от жестокого господина; он просто долго её разглядывал, а затем, поняв, что больше не может стоять на ногах, рухнул на колени перед телом. Слёзы катились у мальчика по щекам. Ощущение чудовищной потери сдавило сердце. Он потерял её. Свою веру и щит. Потерял маму. К панычу подходили крестьяне, прося отойти от мёртвой, но Властош, сквозь плач, отталкивал каждого со словами:

– Не трогайте меня! Пошли вон отсюда! Вон, я сказал! Не прикасайтесь!

Властош Вишнецкий закрыл глаза Лады и поцеловал её в лоб. Юнца пробрала дрожь, жить дальше не хотелось. Ради чего теперь жить? И главное, ради кого?

– Живо иди в свою комнату, – раздался откуда-то сверху приказ Криоша. Дедушка смотрел прохладно, будто мёртвая не была его собственной дочерью. Он вытащил из кармана кафтана дорогие часы на золотой цепочке и теперь равнодушно глядел на тикающие стрелки. Глубокая ночь…

Властош, стараясь совладать с горестным криком, рвавшимся наружу из горла, встал и повернулся. В голове юного паныча болезненно билась, как раненая птица о землю, одна-единственная мысль. И он свой домысел озвучил.

– Это всё ты, – тихо, но уверенно произнёс внук тёмного чародея, сумев отвлечь его от разглядывания часов. – Это ты убил маму. Ты всегда её ненавидел!

– Щенок! – Хлёсткий удар обжёг щёку